БНКоми выносит на обсуждение статью журналиста и историка Ярослава Шимова, которую опубликовала «Новая газета». Правые и левые радикалы становятся все более популярными в Восточной Европе. Автор пытается понять, почему современная молодежь идет в радикальную политику.

Фото diary.ru

«Еще пару лет назад «Всепольская молодежь» была кучкой правых радикалов, на митинги и шествия которой приходили лишь десятки, в лучшем случае — пара сотен парней, «повернутых» на идее национальной гордости, ненависти к космополитичному Евросоюзу и разным чужакам, в первую очередь евреям, вечно плетущим заговоры, чтобы навредить Великой Польше... Сегодня «всеполяки» вместе с другими группами того же толка, прежде всего Национально-радикальным лагерем (ONR), выступают в роли организаторов «Марша независимости», второй год подряд собирающего десятки тысяч сторонников правой оппозиции. Среди них много молодых лиц. Нет, польская молодежь далека от повальной фашизации, но — что-то изменилось, что-то сдвинулось в ее отношении к политике, утверждают политологи и социологи.

И не только в Польше. Радикализм, правый и левый, всегда был скорее уделом молодых: с возрастом обычно если и не умнеют, то по меньшей мере начинают понимать, что на сложные вопросы, в том числе общественно-политические, не существует простых ответов. Но если еще в середине минувшего десятилетия преобладающим настроением среди молодых людей в Восточной Европе была аполитичность, стремление жить прежде всего частной жизнью, учиться, развлекаться, делать карьеру, то сейчас, по наблюдениям социологов, ситуация меняется. Молодежь больше интересуется политикой — и склонна предпочитать радикальные политические силы.

Вот несколько фактов. По итогам парламентских выборов 2010 года в Венгрии самый молодой электорат оказался у крайне правой партии «Йоббик», набравшей почти 17% голосов. (Кстати, лидеру «Йоббика» Габору Воне всего 34 года.) Недавние выборы в Верховную раду Украины подтвердили эту тенденцию: наряду с УДАРом Виталия Кличко больше всего голосов молодых избирателей получила праворадикальная «Свобода». Польские социологи говорят о «новой волне» сторонников самой крупной национал-консервативной партии — «Право и справедливость» (ПиС), чей электорат заметно молодеет. Если накануне выборов 2005 года по блогам молодых поляков, не симпатизирующих ПиС, кочевала шутка: «Спаси родину — спрячь бабушкин паспорт» (за партию братьев Качиньских были склонны голосовать пожилые люди), — то сейчас она уже неактуальна.

В Чехии, чей политический спектр традиционно несколько смещен влево, в похожей ситуации оказались коммунисты. На выборах национального и регионального уровня они регулярно набирают от 12 до 18% голосов. Лет 10—12 назад некоторые политологи утверждали, что компартия вскоре сойдет с политической сцены по естественным причинам: ее пожилой электорат, называя вещи своими именами, попросту вымрет. Ничуть не бывало: встали новые бойцы, и клуб любителей черешни (эта мирная ягода красуется на эмблеме чешской компартии вместе с красной звездой) расширился за счет протестных голосов, в том числе 25—30-летних граждан. К примеру, молодой человек, который сымитировал в конце сентября покушение на президента Вацлава Клауса (он выстрелил в него из пневматического пистолета, заряженного пластиковыми шариками), был членом коммунистической партии. Та, правда, его поступок осудила и исключила остроумного хулигана из своих рядов.

Что это? Последствия экономического кризиса? И да, и нет. Да — потому что найти приличную работу, особенно в депрессивных регионах, сложно; правительства, избавляясь от бюджетного дефицита, урезают социальные пособия; бизнес нынче не на подъеме... А общество, поставившее потребление во главу угла, заставляет молодого человека, не способного купить себе машину, новый компьютер, а то и просто приличную одежду, чувствовать себя последним лузером. Злиться. И искать выход — которым может быть голосование за «честных ребят, которые наведут наконец порядок».

Но дело не только в кризисе. Из-за него одного 72% румын не отозвались бы, участвуя в недавнем соцопросе, позитивно об эпохе Чаушеску. А четверть чехов не заявила бы, что для них приемлем и авторитарный режим (при этом еще четверти все равно, при каком строе жить — демократии или авторитаризме). Доля респондентов до 30 лет, толком не помнящих ни «гения Карпат» Чаушеску, ни дорогого товарища Густава Гусака, в обоих случаях была высока. Судя по всему, речь идет о провале исторической памяти, одна из причин которого — недостатки системы образования, в первую очередь изучения новейшей истории. В Чехии, например, сами учителя признают, что нынешний средний школьник осведомлен о том, кем был Карл IV (король, который жил в XIV веке и способствовал расцвету Чехии) лучше, чем о том, как выглядели коммунистические лагеря и кто с кем воевал во Второй мировой.
Демократия по-своему коварна: она гарантирует свободу, но не гарантирует ее сохранения — в случае если большинству захочется попробовать чего-то другого. В сегодняшней Восточной Европе вероятность того, что во главе подобного большинства пойдут рассерженные молодые люди, пока еще не столь велика. Но она растет. Как написал мне на днях родственник из Варшавы, насмотревшись на столкновения правых радикалов с полицией в День независимости: «Глупо призывать к революции, пока нет революционной ситуации. У нас ее еще нет. Но это не значит, что и не будет».