Навального выпустили, потому что посчитали, что от его пребывания на воле и участия в московской кампании меньше минусов, чем от пребывания в тюрьме, рассуждают авторы «Ведомостей» Мария Гайдар и Мария Снеговая, полагая, что Навальный ни при каких условиях не испортит предвыборную кампанию Собянину, поскольку за нынешним мэром Москвы – большинство. Однако к чему может привести опора на большинство, авторы приводят совсем свежие примеры из жизни стран Ближнего Востока. Предлагаем этот пост на обсуждение читателей.

Фото vedomosti.ru

Все до сих пор происходившие движения были движениями меньшинства или совершались в интересах меньшинства, — писали Карл Маркс и Фридрих Энгельс в Манифесте коммунистической партии в 1848 г. Это первый эпиграф.

Второй эпиграф связан с неожиданным освобождением Алексея Навального из сизо. Стилистически освобождение больше всего напоминает мифы о возвращении героя из загробного царства для завершения своих земных дел. Самый известный литературный пример подобного возвращения — «Божественная комедия» Данте: «Он начал: «Что за рок тебя подвиг / Спуститься раньше смерти в царство это? / И кто, скажи мне, этот проводник?» / «Там, наверху, — я молвил, — в мире света, / В долине заблудился я одной, / Не завершив мои земные лета».

Вера в большинство

Загробный мир на то и есть загробный мир, чтобы простые смертные не могли охватить и понять его своим смертным умом.

Да и так ли важно, как именно все случилось, кто к кому зашел, кто при этом стоял на стреме и что лежало на чаше весов — Барак Обама, саммит, Олимпиада, легитимность Сергея Собянина или что-то еще? Очевидно одно: Навального выпустили, потому что посчитали, что от его пребывания на воле и участия в московской кампании меньше минусов, чем от пребывания в тюрьме. То есть власть наконец-то вняла заверениям политологов и экспертов, основанным на подсчетах рейтингов, о том, что Навальный ни при каких условиях не сможет победить на выборах даже в оппозиционной Москве. Значит, надо дать ему участвовать в выборах, проиграть и потом, смотря по обстановке, либо отправить в тюрьму, либо — на волю условно.

Эта логика основывается на вере в рейтинг и в определяющую силу большинства. Вера в дихотомию «большинство — меньшинство» вообще присуща нашей политической традиции. Народ — интеллигенция, коммунисты-антисоветчики, люди с «нормальной» ориентацией и геи, православные и иноверцы, жители столицы и другая Россия, ну и, наконец, путинское большинство и оппозиция. Собянин — Навальный. Вера в большинство и его стабильность объясняет волну разочарования, последовавшую за президентскими выборами 2012 г.: большинство поддержало Путина. Из-за веры в большинство режим и допустил Навального на московские выборы.

Однако режим, похоже, игнорирует уроки истории, в том числе новейшей. Самый свежий пример — это «арабская весна». Протесты, впоследствии распространившиеся по всему региону, начались в Тунисе. В октябре 2009 г. в Тунисе проходили одновременно парламентские и президентские выборы. Это были первые выборы после серии массовых и продолжительных протестов в 2008 г. И тем не менее действующий тунисский президент Бен Али получил на них целых 89,6% голосов, а его партия — 84,6% мест в парламенте, даже слегка улучшив свой предыдущий результат. Но уже в январе 2011 г. под натиском протестующих Бен Али был вынужден бежать с семьей в Саудовскую Аравию, плачевно завершив свое почти 25-летнее правление.

Позже протест распространился на Египет, и 11 февраля 2011 г. президент Мубарак подписал прошение об отставке после 30 лет правления. И это несмотря на то, что на последних президентских выборах в 2005 г. Мубарак набрал 88,6%, а его партия на выборах 2010 г. получила 81% мест в национальной ассамблее (на 27% больше, чем на предыдущих выборах). Вторыми по количеству мест в парламенте были независимые депутаты (преимущественно представители «Братьев-мусульман») с жалкими 10%. Результаты парламентских выборов ввергли многих египетских активистов в самое подавленное настроение. И однако уже через несколько месяцев режим Мубарака был свергнут.

Скрытые предпочтения

Почему еще вчера поддерживаемый всеми режим сегодня вдруг мгновенно рушится под напором кучки активистов? Предсказать распад системы часто почти невозможно, и специалисты много раз садились с этим в лужу. Так, и для ЦРУ, и для КГБ полной неожиданностью стала исламская революция в Иране 1978-1979 гг. (см. фильм «Арго»). А самый канонический пример — это позорная неспособность американских советологов предугадать распад Советского Союза (см., например, Rethinking the Soviet Collapse: Sovietology, the Death of Communism and the New Russia, 1998). Отчего так происходит? Есть несколько ответов на этот вопрос.

С одной стороны, данные о поддержке в авторитарных режимах очень ненадежны. Самая известная теория в этой сфере принадлежит Тимуру Курану, выявившему феномен так называемой фальсификации предпочтений (Private Truths, Public Lies: The Social Consequences of Preference Falsification). Фальсификация предпочтений означает, что публичные заявления индивида отличаются от его внутренних, частных взглядов и мыслей. Люди, живущие в условиях авторитарных режимов, не говорят правду публично (так как искренность наказуема), и поэтому опросы и результаты голосования не могут зафиксировать реальный уровень поддержки власти. По Курану, каждый индивид постоянно оценивает, выгодно ли ему перейти на сторону оппозиции (в соответствии с его действительными предпочтениями) или оставаться «публичным» сторонником системы. Комбинация этих выгод и затрат составляет так называемый индивидуальный порог. Однако неожиданные изменения в предпочтениях под влиянием событий-катализаторов (самосожжение тунисского торговца Мухаммеда Буазизи), рост популярности оппозиции и эффект присоединения к большинству могут привести к быстрому снижению индивидуальных порогов, резкому росту численности оппозиции (как в период парламентских выборов в декабре 2011 г.) и мгновенным общественным изменениям. Как писал де Токвиль: «Зло, которое они терпеливо сносили как неизбежное, кажется нестерпимым, едва лишь им приходит мысль от него избавиться» («Старый порядок и революция», 1856). Таким образом, в теории Курана индивид одновременно и беспомощен (так как революция нуждается в мобилизации многих), и обладает огромными возможностями: в правильных обстоятельствах действия одного человека или меньшинства могут создать цепную реакцию и повлечь за собой неожиданную мобилизацию большинства. В итоге режим падает мгновенно. Куран цитирует корреспондента радио «Свободная Европа», комментировавшего цепной распад коммунистических режимов в 1989 г.: «Наши челюсти отвисли ниже некуда» (см. статью Курана Now Out of Never: The Element of Surprise in the East European Revolution of 1989).

Сила меньшинства

Однако дело не только в том, что большинство вдруг перестает поддерживать режим или вдруг решает его сменить, но и в том, что у режима не остается никого, кто был бы готов его активно защищать, — в противоположность оппозиционерам, которые готовы многим пожертвовать ради его свержения. Часто политика делается не большинством, а активным меньшинством. Это одна из причин, по которой Башару Асаду удается продолжать гражданскую войну в Сирии. Он принадлежит к алавитам, последователям некоей разновидности шиитского ислама, которую исповедуют всего около 11% населения Сирии. Алавиты являются религиозным меньшинством в суннитской стране. Именно они связывают с ним свою жизнь и судьбу и готовы активно бороться за сохранение Асада у власти.

Об относительном преимуществе меньшинств или малых групп перед большими писал еще Мансур Олсон в своей эпохальной работе о предпосылках коллективного действия (The Logic of Collective Action: Public Goods and the Theory of Groups, 1965). По Олсону, размер группы имеет решающее значение для того, сможет ли свободная, рациональная реализация индивидуальных интересов достичь важного для группы итога. Малым группам проще решить проблему безбилетника (стремление членов группы даром воспользоваться выгодой от участия в группе за счет других членов). Чем меньше размер группы, тем проще мониторить действия ее участников, наказывать уклоненцев (социальным остракизмом, моральным давлением, исключением из группы), а самим «зайцам» труднее уклониться от групповых обязательств. Кроме того, как иллюстрирует сирийский пример выше, часть членов малой группы могут получать столь большие выгоды от достигаемого группой результата, что мирятся с существованием «зайцев». Так, утеря алавитами власти грозит им серьезными репрессиями со стороны суннитского большинства, поэтому их стимулы держаться за власть резко увеличиваются. Другие сторонники режима Асада («зайцы») выигрывают в этой ситуации, хотя сами не обязательно инвестируют столь же много ресурсов в поддержку режима. Группы больших размеров имеют гораздо меньше стимулов действовать коллективно. Как бы ни был сладок итоговый плод совместных усилий, индивидуальные стимулы тратиться и вкладываться в достижение этого туманного группового интереса существенно ниже.

Арнольд Тойнби писал о решающей роли творческого меньшинства в истории, в котором сконцентрирована главная движущая сила цивилизации. Незаурядные, творческие индивиды своим прометеевским порывом активизируют инертное большинство, состоящее из простых обывателей с менее возвышенными интересами и устремлениями. Эта активизация происходит с помощью так называемого мимесиса, подражания, связанного с привлекательностью таланта, авторитета и управленческого искусства творческих меньшинств (Arnold J. Toynbee, A Study of History, 1961). По аналогии и в демократический политический процесс постоянно включаются самые разные группы активистов: мигранты, студенты, ЛГБТ-сообщество, зеленые, религиозные группы, выступающие за запрет абортов, сторонники легализации марихуаны, а противостоит им отнюдь не большинство, которому в целом эти вопросы безразличны, а активисты, придерживающиеся противоположных взглядов, противники легализации марихуаны, промышленное лобби, противники запрета абортов и т. д. Из этой борьбы интересов меньшинств постоянно плетется новый политический узор и происходит непрерывная смена политической повестки. В демократических обществах нет мёркелевского и обамовского большинства, а есть лишь постоянная смена политического равновесия.

Подобным образом действует и Навальный: он мобилизует активное меньшинство, обучает его, повышает его политический опыт и активность. Выборы — это прекрасный механизм для такой мобилизации. То, что Навального допустили на эти выборы, напоминает сказку про то, как солдат сварил кашу из топора. Алексею для мобилизации людей дали все: повод, цель и день икс, в который должна произойти кульминация всех усилий. Что будет делать власть, если сторонники Навального не признают результатов выборов и выйдут на улицу после объявления их результатов? А если это будет миллион или два миллиона человек? С уверенностью можно утверждать лишь одно: сколько бы человек ни вышло за Алексея и по призыву Алексея — за власть добровольно не выйдет никто, кроме милиции, ОМОНа и Кургиняна. «Статусквошники» спокойно останутся дома у своих телевизоров.