На обсуждение: «Александр Ширвиндт: я продался за ангар»
Когда на фасаде Театра сатиры повесили баннер с фотографией Сергея Собянина и подписью «Театр с Вами!», прокатилась волна возмущения - как онлайн, так и офлайн. Александр Ширвиндт, художественный руководитель Театра сатиры, рассказал «Снобу», почему поддержал на выборах действующего мэра, как связаны гражданская позиция и ремонт купола театра, а также о том, что театр пора переименовать. Агентство БНК предлагает обсудить интервью Александра Ширвиндта.
- Александр Анатольевич, когда вы в преддверии выборов мэра повесили на здание театра «баннер Собянина», вся Москва обсуждала эту новость, и очень многие...
- Негодовали! Я был так умилен этой волной негодования! Я ни разу в жизни не был ни в одной партии, хотя мне предлагали постоянно: как появляется партия, так меня зовут. Ни разу в жизни я не был ничьим доверенным лицом. И когда сейчас покатили бочку, что я «продался большевикам», ничего, кроме, как я уже сказал, умиления, у меня это не вызывает.
Это локальная ситуация - выборы мэра. Я сижу в центре Москвы, в Театре сатиры, где наверху не крыша, а купол (ведь наш театр сделан из цирка), и этот купол все время говорит: «Я рухну в лучшем случае завтра». Мы постоянно предупреждали городское начальство: «Скоро купол упадет». Нам отвечали: «Да вы что, здание построено на века». Тогда купол потек. И этой весной при помощи мэрии за огромные деньги нам отремонтировали купол. Кроме того, у нас не было складских помещений, и нам невероятно трудно было сохранять репертуар. Складировать декорации было просто негде. Я десятилетиями обивал начальственные пороги и просил ангар для театра. Юрий Михайлович, который для театра очень много сделал, не успел нам построить ангар. А совсем недавно нам дали ангар на метро «Автозаводская» - огромное, замечательное помещение. Все это сделала нынешняя мэрия.
И я, находясь в положении художественного руководителя, поддерживаю человека, который для театра что-то делает. Это вся моя гражданская платформа. Потому что на основе фактологических данных я вижу, что имею дело с человеком, который умеет работать. Я говорю не только, конечно, о куполе и ангаре, а в целом о том, что он сделал как мэр города. По-моему, он крепкий хозяйственник.
- Вы же понимаете, что будут говорить: Ширвиндт готов агитировать за любого, кто даст ангар его театру.
- (Смеется) Ну не мне же лично, а театру! А ты так и озаглавь наше интервью: «Ширвиндт продался за ангар». А с другой стороны, откуда я знаю, что даст театру новый мэр? Значит, я должен, условно говоря, цепляться за ангар. При этом я ведь не выбираю лидера партии, направление развития страны. Я выбираю хозяйственника.
Я ведь получиновник-полутворец. Подо мной огромное количество людей. Но, я думаю, ты знаешь, что обычно говорят в таких случаях руководители театров.
Людям театра, особенно руководителям крупных театров, в большинстве своем свойственно поддерживать существующий порядок...
Мы столько пережили начальства... Оно вроде и меняется, а на самом деле остается прежним. Бывшие секретари ЦК молятся в церкви. По телевизору нам показывают, как истово они верят. Все перепуталось. Идей нет, идеология разрушена. Что мы сейчас строим? Капитализм с социалистическим лицом? Социализм с капиталистическим лицом? Как обозвать этот период? «Не раскачивайте лодку»? Понятный, конечно, лозунг... Потому что столько мы всего перевидели, столько перемен, обещаний, революций, столько надежд...
- Потому лучше оставить все как есть?
- А как иначе? Я знаю, что рассуждаю как старик. Ну а кто я? Я прекрасно понимаю уязвимость моей позиции.
То есть слова о том, что вся ваша гражданская платформа - поддерживать того, кто для театра что-то делает... совсем не шутка. Или не совсем шутка. Ведь, чтобы отстаивать какую-то гражданскую позицию, надо ее иметь. А моя позиция - не навреди. Говорю же: я сознаю, что она вялая. Старческая. Но придумать себе другой не могу. Зачем?
- Вы согласны с тем, что наше время сравнивают с застойным периодом?
- Я бы сказал, застой этого периода. При этом все, что было до начала нового века, заклеймили. Прокляли перестройку, Ельцина ненавидят, Горбачева считают шпионом... И после всех этих революций, после многолетней истерии, если говорить языком обывателя, состоялись магазины, машины, состоялась относительно благополучная жизнь. Но, с другой стороны, внутри этого благополучия - нищета. Вот, например, показывают наводнение на Дальнем Востоке. Хибары по горло в воде. На крышах сидят владельцы домов, боясь оттуда уехать, потому что украдут даже то, что попортила вода. И по телевизору показывают эти несчастные колченогие кровати, белье, одежду, которую, очевидно, не обновляли много лет... А рядом, тут же по новостям, все эти разговоры: минпромоборонблинсервис, четырнадцать миллиардов украдено, восемьдесят миллиардов выделено, сорок пять миллиардов никто вообще не может найти - просто потерялись... Страшный перепад. Чудовищный разрыв между людьми.
- Вам ведь не может это нравится.
- Я разве говорю, что мне все нравится? Но кто мне даст гарантии, что те, кто снова обещает сладкую жизнь, не ограничатся только обещаниями?
- То есть потому, что так много обманутых надежд, лучше вообще никому не верить?
- Я вялый оптимист. Перемены к лучшему произойдут. Но не мгновенно. Ну не могли мы перемениться за двадцать лет. Есть же генетика не только у человека, но и у народа, у страны. Чтобы нам измениться, нужен долгий период.
- На вопрос, что происходит в России, Карамзин ответил: «Воруют». А если бы вас спросили, как бы вы одним словом ответили?
- Грабят.
- Наверное, многих поразил этот баннер еще и потому, что вы раньше никогда не заявляли о поддержке кого бы то ни было из политиков - и вдруг случилось. Скажите, а когда начались выступления на Болотной площади, как вы на них реагировали?
- Я прекрасно понимаю этих людей. Особенно молодых, которые жаждут перемен: молодые люди должны желать изменений. Но если я сейчас побегу «задрав штаны за комсомолом», это будет выглядеть подозрительно. И я вижу, что у нынешних молодых людей нет понятий «родина», «патриотизм» в том хрестоматийном смысле, к которому мы привыкли. У них есть прекрасный личностный патриотизм: они хотят состояться. И они чувствуют, что для этого им нужны перемены. И, кроме того, что молодежь по определению должна требовать перемен, у нас, конечно, есть чем быть недовольным. Но вот я думаю: почему же в лидеры этой прекрасной молодежи всегда выходит кто-то, мягко говоря, не похожий на них? Молодые люди, которые хотят перемен, они знают, что надо что-то делать, но не имеют четкой программы действий. И это понятно: они не политики. Они замечательные компьютерщики, физики, поэты... А в лидеры выходят те, у кого много времени, потому что они не имеют профессии. Поэты и физики постояли на площади и ушли: одни - писать стихи, другие - экспериментировать. А на площади остаются те самые «профессиональные политики».
- И что делать театру в этой ситуации? В частности, тому, который называется Театр сатиры?
- Знаешь, в советское время театр был полон аллюзий и намеков. Режиссер и актеры держали фигу в кармане, и зритель это понимал и чувствовал. Все угадывали, что на самом деле имеется в виду, восхищались смелостью творцов и радовались, что уловили зашифрованное послание. Театр тогда влиял на умы. А сейчас все вынули фигу - и ее вид никого не впечатляет. Театр не влияет на умы, потому что они и так раскрепощены, может быть, даже чрезмерно. Зрителю не нужно идти в театр, чтобы узнать правду о нашей жизни. Об этой правде и так все орут на каждом углу. И что, просто перенести на сцену то, о чем и так пишут в газетах? Еще и со сцены все это произнести?
- Но Театр сатиры приобрел известность в двадцатых годах именно своими злободневными обозрениями: «Спокойно - снимаю», «Москва с точки зрения». В них высмеивалась художественная элита - «чемпион потустороннего мира» Анна Ахматова, «победитель Чапека» Алексей Толстой, высмеивались и недостатки политического строя. Думаете, сейчас бессмысленно высмеивать общественные пороки или пороки государственной системы?
- Надежды, что сатира может что-то исправить, у меня нет. Да и прошло время куплетов. Сейчас даже анекдотов новых почти не сочиняют, а сколько их раньше было!.. Ты же знаешь, что в этом театре было снято с репертуара немало спектаклей «за неблагонадежность». Только у Плучека закрыли семь постановок! А он несколько раз принимался за «Бесов» Достоевского. Собирал нас в кабинете, где мы сейчас с тобой разговариваем, и мы читали «Бесов»: я, Танька Васильева, Андрюша Миронов. Потом Плучек понимал: нет, мы не победим, и закрывал все это дело. А через пару лет звонил мне в ночи и в отчаянии кричал: «Чем я занимаюсь?.. Все, завтра - «Бесы»...» И снова мы садились, читали, понимали, что это невозможно, и принимались за другие постановки...
- Вас часто посещает такое же отчаяние, как Плучека?
- Почти всегда. А ты говоришь - сатира (смеется).
Для меня сатира окончательно умерла, когда президент полетел во главе стаи стерхов. Если бы это придумал какой-то писатель-сатирик, все бы ему сказали: ну, брат, смешно, конечно, но перебор. Неправдоподобно.
А когда на дне озера им была обнаружена ваза, которая лежала там больше десяти тысяч лет и оказалась такая чистенькая, новенькая? Как можно пересатирить это? С нашей действительностью соревноваться невозможно. Потому все эти утопические названия театров - Гоголя, Пушкина, Чехова, Горького, сатиры... Не знаю, как им, но нам надо переименоваться. Я давно об этом говорю. Надо, чтобы нас называли Театр имени сатиры. Или Театр памяти сатиры (смеется).
Комментарии (31)
и как там ты восхвалял партию едросов,
и сладкий тандем )
так что чухай отсюда !
Коррупция, удивительное законодательство, депутаты, олигархи, менты, гаишники, чиновники всех мастей. Реклама, точечная застройка. Академии рушат, образование обструктировано ЕГЕ и болоньским процессом. А сатира как бы не нужна.
А Жванецкий между тем тоже еврей, ну и что..
- Ладно, давайте завтра каждый из вас пусть принесёт по бутылке водки, раз на трезвую голову не получается, мы все сядем в круг, поставим
перед собой большой чан, в него всё выльем, будем потихоньку пить и думать.
Все согласились, разошлись по домам. Пошёл домой и Абрам. Приходит и говорит Саре:
- Сара, ты представляешь, мы завтра собираемся у раввина, каждый должен принести по бутылке водки с собой, мы сядем в круг, сольём водку в чан и будем пить и думать!
- Абрам, слушай, а зачем тебе тогда нести водку, давай, я тебе налью в бутылку воды, всё равно никто не почувствует, вас же там будет много, да и нам с тобой экономия!
- Сарочка, какая ты умница, давай так и сделаем!
На следующий день опять собрались евреи, все принесли с собой по бутылке водки, слили водку в чан. Слил свою "водку" в чан и Абрам. Сели, раввин и говорит:
- Я первый должен отпить нашего напитка!
Налил себе водки в стакан из чана, попробовал, усмехнулся, а потом и говорит:
- Вот за это нас и не любят!!!
Мне все равно на его политические взгляды, но странно, что ему самому не все равно - оправдывается, развели люли-малину на 2 страницы, а информации ноль. Ну как тут не вспомнить анекдоты о старом еврее
А сейчас - тишина. Нет новых анекдотов при "чукчу, про "нового русского", про "евреев", даже про "Вовочку" (в смысле про "того" Вовочку, а не про "этого") и то не осталось...
Редко-редко какой-то анекдот хотя бы заставит улыбнуться, а уж запоминаются и вовсе единицы лет эдак за 5-8. Да и традиции такой как "рассказывать анекдоты" друзьям при встрече, в бане, курилке и т.д. просто не осталось.
Нищаем духом, господа! 8-/
Соответственно, СОВЕТСКИХ анекдотов в природе не существовало, были АНТИсоветские.