Спортивные болельщики просят нас забыть о сочинской коррупции на время Олимпиады и отдаться торжеству физического гения. Но мнение, что Олимпиаду можно отделить от политики, глубоко ошибочно. Национальные спортивные состязания играют важнейшую роль в легитимации политических режимов и формировании национальной идентичности, делая нас россиянами, китайцами, французами: это хорошо проиллюстрировала церемония открытия сочинских Игр, апеллировавшая к «русскости» и российской истории. Агентство БНК предлагает обсудить данную тему, о которой пишет в «Ведомостях» научный сотрудник лаборатории социокультурных исследований НИУ «Высшая школа экономики», аспирант Колумбийского университета (Нью-Йорк) Мария Снеговая.

Фото Christian Charisius / Reuters

В книге «О национальности» Дэвид Миллер (David Miller. On Nationality) приводит в пример своего друга, впервые остро ощутившего себя голландцем только после победы футбольной команды Нидерландов над немцами в полуфинале Кубка Европы в 1988 г. Подобные эмоционально нагруженные события необходимы для мобилизации националистических чувств.

Спорт и национализм

Почему спорт так тесно связан с национализмом? В эссе «Спортивный дух» Джордж Оруэлл связывал распространение агрессивных видов организованного спорта (бокс и футбол) в Британии с ростом национализма, который он считал «безумной современной привычкой отождествлять себя с центрами власти и видеть все через призму конкурентного престижа». Свою роль сыграла и урбанизация, поскольку организованные виды спорта особо популярны в городских общинах, где средний человек ведет сидячий образ жизни и имеет мало возможностей для творческого труда и выплеска избыточной энергии.

Кроме того, спорт является удобной практикой, способствующей формированию и закреплению национальной идентичности. Классик теории национализма Бенедикт Андерсен писал, что нация создается, когда члены сообщества осознают существование между ними некой особой тесной связи. Эта связь возникает, когда граждане участвуют в ритуале, объединяющем всех. Андерсен приводит в пример ежедневное чтение газет. Просмотр спортивных состязаний — аналогичный ритуал, объединяющий большинство граждан страны: вспомним опустевшие улицы в СССР, когда «вся страна» смотрела хоккейные матчи с канадцами. Подобные ритуалы — будь то церемония открытия Игр или водружение олимпийских символов на машины — создают новую социальную реальность или четко идентифицируемую социальную общность, объединяющую 140 млн людей, мечтающих о победе своей команды и осознающих себя гражданами одной страны.

В работе «Банальный национализм» Майкл Биллиг (Michael Billig. Banal Nationalism) связывает национализм с базовой человеческой «потребностью в принадлежности к сообществу», которая реализуется через разнообразные символы, апеллирующие к национальной идентичности на бытовом, повседневном уровне: спортивные события, национальные песни, денежные единицы, устоявшиеся выражения и т. д. В контексте спорта огромная роль принадлежит СМИ, которые усиливают связь спортивных событий с гордостью за страну и установкой, что болеть надо обязательно за «своего». На состязаниях и стадионах националистические чувства так сильны именно потому, что менее приемлемы в других контекстах: в повседневной жизни мало ситуаций, где вы можете громко петь национальный гимн независимо от того, есть у вас слух или нет.

Спорт и агрессия

Сама по себе связка спорта с национальной идентичностью не была бы опасной, не заключайся в спорте скрытая угроза — ведь он происходит от самых первичных инстинктов человечества: агрессии, групповой самоидентификации и защиты своей территории от чужака. Сам по себе банальный национализм не опасен, но опасна легкость, с какой он принимает экстремистские формы из-за тесной связки с первобытными инстинктами. Конрад Лоренц, один из основоположников науки о поведении животных, определяет агрессию как «инстинкт борьбы у животных и людей, направленный против членов того же вида». По Лоренцу, все животные, в особенности самцы, запрограммированы на борьбу за ресурсы и эта установка является одним из результатов естественного отбора. Любопытно, что это поведение институционализируется и канализируется в ритуальные действия — вплоть до того, что ритуал остается почти полностью символическим. В частности, Лоренц рекомендует канализировать «воинствующий энтузиазм» в атлетические состязания.

Спорт и война

Когда спортивные соревнования выходят на государственный уровень, они становятся метафорой войны между государствами. В истории даже была «Футбольная война» (между Сальвадором и Гондурасом, 1969 г.), связанная, впрочем, больше с территориальным спором, чем с футболом. Пьер де Кубертен выступил с идеей возобновления Олимпийских игр после поражения Франции во Франко-прусской войне. Он надеялся, что регулярные Олимпийские игры улучшат физическую форму французов и помогут избежать поражений в будущем.

Олимпиада — не просто «праздник тела и духа», это символ соперничества между государствами за мировое влияние. Развивающиеся страны активно добиваются проведения у себя международных состязаний, поскольку это повышает их престиж и легитимность на международной арене. Последнее особенно характерно для авторитарных стран, у которых мало других способов международной легитимации. Так, активная вовлеченность Китая в современное олимпийское движение связано с осознанной политикой страны по репозиционированию себя в мире как равноправного и уважаемого члена международного сообщества. То есть Олимпиада, как считают многие, наделяет международной легитимностью режимы, которые не могут ее получить за счет достижений в других областях. Кроме того, авторитарные режимы живут с ощущением постоянной внешней угрозы. В частности, все коммунистические режимы вводили общенациональные программы физической культуры с акцентом на военную подготовку, прототипом которых была советская система «Готов к труду и обороне».

Спорт и право сильного

В философии спорта содержится и другая опасность, объясняющая частую сакрализацию спорта авторитарными режимами. В сборнике «Ценности в спорте: элитизм, национализм, гендерное равенство и научное производство победителей» философ Торбьорн Тэннсьо обращает внимание на культ силы и победителя, практикуемый в спорте. Быть сильным — значит обладать важными, но физическими и связанными с генетикой, а не моралью достоинствами. Отсутствие этих качеств, с точки зрения болельщиков, делает спортсмена «слабаком». Поскольку не любой национализм связан с фашизмом, а лишь тот, который акцентирует физические качества в противовес гражданским, спортивные состязания с их ницшеанской, языческой основой делают их соблазнительными для режимов со сходной идеологией (в том числе для фашистских).

Другая опасность, по мнению ученого, таится в том, что в спорте дух ницшеанского культа силы сливается с высоким уровнем абстракции. Когда команда становится «представителем страны», символом, сами по себе спортсмены как отдельные индивиды утрачивают ценность и становятся легко заменимыми. Мы ценим их как функцию, лишь когда они побеждают, но презираем их в случае проигрыша. Роль и благополучие индивида полностью игнорируются во имя высшей ценности — государства-нации. Это свойство крупных спортивных состязаний делает их особо удобным объектом для манипуляций со стороны прежде всего авторитарных правителей: спорт удобно использовать как источник легитимации режима в глазах собственных граждан — за нехваткой других источников легитимности. Это объясняет популярность спорта и спортивных символов в гитлеровской Германии и СССР. К тому же высокий уровень абстракции, акцент на государственных ценностях способствуют усилению роли бюрократии: акцент делается не на физическом здоровье отдельных граждан, а на объеме ресурсов, вложенных в спорт. Под влиянием международного спортивного соперничества в этот процесс втягиваются даже развитые демократические страны, особенно в Европе, где на смену либерализму пришла социал-демократия.

Может ли спорт быть просто спортом — вне политики, инстинктов агрессии и национализма — вот вопрос».