В каком государстве мы живем? Почему в обществе все отчетливее прослеживается пролетарская культура – это торжество треников, семечек и пивечка. Это похабные ток-шоу, это вывешенные в соцсетях на всеобщее обозрение порноселфи, это бесстыжая политпропаганда, это безвкусица цветного трикотажа и конспирологических статей, бессмыслица сканвордов и законодательных инициатив и возведенное в принцип повсеместное хамство. Предлагаем обсудить статью Дениса Драгунского, которая опубликована в Gazeta.ru.

Фото БНК

У нас в классе была очень боевая девчонка, Ира Платонова. Однажды она спросила учительницу истории и обществоведения, спросила громко, радостно и весело:

– А вот у нас государство рабочих и крестьян, да?

– Конечно! – так же лучезарно ответила учительница.

– А почему тогда министры и разные товарищи из ЦК получают зарплату в десять раз больше, чем рабочие и крестьяне?

– Значит, Ира, их труд так высоко оценивается, – строго сказала учительница.

– Кем? – спросила Ира Платонова. – Кто эти оценщики?

Учительница замолчала, обдумывая ответ.

– Сами себя и оценивают! – сказала Ирка. – Во устроились!

И засмеялась девчонским подростковым басом.

О спасительный звонок на перемену…

Разговор шел о диктатуре пролетариата. Мы – в восьмом классе дело было, нам было по 15 лет примерно, мы были вдумчивые ребята, на дворе был 1966 год, на нашей памяти вытаскивали Сталина из Мавзолея, а потом снимали Хрущева «за волюнтаризм» – страна жила политикой, и нам все это было жутко интересно. И не только подробности и анекдоты, но и общие вопросы тоже.

Особенно загадочная пролетарская диктатура. То есть вообще, философски-диалектически – понятно. А так – нет. Прямо как в анекдоте про любовь к помидорам. Мы ломали себе голову до полного тумана в мозгах и доводили нашу добрую учительницу простыми вопросами: как конкретно пролетариат осуществляет свою диктатуру?

Как у Маяковского – «землю попашет, попишет стихи» (ну не стихи, а законы)? Но нам объясняли, что это художественный образ, а если реально – то недопустимое упрощение. Нужны специалисты, образованные люди, которые правильно понимают интересы рабочего класса и трудового народа и управляют страной в соответствии с вечнозеленым учением Маркса – Энгельса – Ленина.

В общем, пришлось смириться с диалектикой. Не по Гегелю, так по Афанасьеву и Спиркину. Тем более что довольно скоро подоспела новая Конституция СССР, которую народ ласково называл лёнинской.

Помню, в 1980-м примерно году я разговаривал по телефону с одной молодой женщиной. Она жаловалась на жизнь. Хотя разговор был чисто деловой – о научных публикациях.

Она была из далекого городка, из рабочей семьи. С трудом, с третьего раза поступила в университет, отлично училась, получила красный диплом. Но самое желанное распределение – в какой-то знаменитый НИИ – получила не она, а какая-то дочка. Добро бы дочка академика, а то – какого-то режиссера.

– Правда, – честно добавила она, – у этой кралечки тоже был красный диплом.

– Ну вот, – вздохнул я, – значит, у вас были равные права.

– Как это равные? – возмутилась она. – У нас государство рабочих и крестьян!

– Увы, нет, – сказал я.

– Как это нет? – она чуть не закричала.

– Очень просто, – сказал я. – Откройте Конституцию. С 1977 года мы с вами живем в общенародном социалистическом государстве.

– Тьфу! – сказала она и бросила трубку.

Действительно, обидно. С детства тебе морочили голову рабоче-крестьянской идеологией, ты маршировал под красным флагом, бил в барабан и пел «мы пионеры, дети рабочих» — но когда ты наконец пробился к раздаче и потребовал свою пролетарскую порцию, тебя отпихнули: «Ну-ка в порядке общей очереди! Государство у нас теперь не пролетарское, а всехнее!»

В позднесоветское время о диктатуре пролетариата совершенно забыли. Чья при Брежневе была диктатура – крупного или мелкого начальства, – не совсем понятно. Но уж не пролетариата точно. Тем более что сам пролетариат, все еще оставаясь рабочим классом, – это немаловажно, это прошу отметить! – быстро обуржуазивался.

Но на Маркса с Лениным где сядешь, там и слезешь. Они зря не скажут. Сбылась мечта марксиста-ортодокса: диктатура пролетариата возникла вновь.

В ужасающем, прямом и непосредственном виде. (Я благодарен своей давней коллеге, филологу-классику О.С., в разговоре с которой родились эти мысли.)

Всему виной трижды проклятая цифровая революция. Интернет. Социальные сети. Улица безъязыкая стала петь и разговаривать. Не беда, что интернетом активно пользуются менее половины наших сограждан. Зато интернет, особенно «Одноклассники» и «ВКонтакте», стал мощным средством для понимания запросов широких пролетарских масс.

На эти запросы тут же откликнулось телевидение. Оно немедленно утратило свою советскую функцию просвещения пролетариата. В нашем недоразвитом и плохо дифференцированном потребительском обществе телепередача (любая, кроме госпропаганды) – это всего лишь липучка, которая заставляет пролетариат сидеть и смотреть рекламные ролики. Втюхивание которых в пролетарские мозги и является целью и смыслом работы ТВ (кроме госпропаганды, повторяю). Ну а что хочет смотреть пролетариат – ясно: про инцест и каннибализм в каждой семье. Поскольку именно эти две вещи были запрещены культурой еще на заре развития человечества. А культурная узда, сами понимаете, жмет.

Ну и все прочие мелкие уздечки тоже мешают. Хочется громко ругаться матом, драться с соседом, гнобить всех чужаков, щелкать семечки, кидая шелуху мимо урны, пить пивечко и ходить в трениках.

Тут нужно уточнение. Марксисты немножко напутали (уж не знаю, случайно или нарочно), когда поставили знак равенства между рабочим классом и пролетариатом. Все-таки это вещи очень разные. Что такое рабочий класс – понятно. А пролетариат? Люди, от которых, по латинской этимологии, нет никакого проку, кроме потомства (proles)? По-латыни слово proletarius имеет три значения: «производящий потомство», «простонародный» и «неимущий, не платящий налогов, но лично свободный» (в рамках так называемых законов Сервия Туллия, что уже для Древнего Рима было устаревшей правовой системой).

Увы, так называемый промышленный пролетариат, а тем более «организованный и сознательный рабочий класс» – дело прошлое. В нынешней России его практически нет, поскольку нет прежних громадных заводов и фабрик. Те, кто раньше шел на завод, идут в офис, в магазин, в автосервис и в охрану. Разбухшая сфера услуг поглотила рабочий класс и отчасти сделала его нерабочим; превратила в людей, которые не производят даже услуг в простом и понятном смысле слова «услуга».

Современный российский пролетариат (неорганизованный и нерабочий) стал подозрительно похож на римских пролетариев. На тех, которые требовали хлеба и зрелищ, сидя в трениках (простите, в туниках) перед телеком (то есть на галерке Колизея).

Однако демократические ценности заставляют идти на поводу у подобных групп населения. Но это бы еще ничего, в Риме вон тоже устраивали даровые раздачи и императоры заискивали перед пролетариями.

Куда хуже другое. Пролетарская культура наступает.

О, это не та антибуржуазная культура, о которой мечтали прогрессивные интеллигенты начала ХХ века. Это не Горький и Маяковский, не Мартин Андерсен-Нексе, не Татлин и Клуцис. Не мода на сильное здоровое тело, как на картинах Дейнеки. Не проекты аккуратных соцгородков со спортплощадками, детсадами и фабриками-кухнями, то есть с новым бытом, который раскрепостит женщину. И уж подавно это не Дьердь Лукач, Антонио Грамши и прочие умники.

Нынешняя пролетарская культура – это торжество треников, семечек и пивечка. Это похабные ток-шоу, это вывешенные в соцсетях на всеобщее обозрение порноселфи, это бесстыжая политпропаганда, это безвкусица цветного трикотажа и конспирологических статей, бессмыслица сканвордов и законодательных инициатив.

Это возведенное в принцип хамство везде: на улице, в троллейбусе, во дворе, на телеэкране, в политике… Вот она, диктатура пролетариата постиндустриальной эпохи.

Пролетариат в отсутствие организованного, сознательного рабочего класса – зрелище ужасающее. Карл Маркс бы не обрадовался. А диктатура такого пролетариата – штука опасная прежде всего для тех, кто ее выращивает, кто ей потакает.