Суд продолжает рассмотрение иска мэра Сыктывкара к заместителю министра внутренних дел
Сыктывкарский федеральный суд провел в среду заседание по иску мэра Сыктывкара Романа Зенищева к заместителю министра внутренних дел Коми Василию Лютоеву о защите чести и достоинства. По решению судьи Евгении Петровой процесс отложен на конец мая, поскольку г-н Зенищев к первоначальному иску, поданным им как физическим лицом, добавил аналогичное исковое заявление уже от администрации Сыктывкара.
Напомним, поводом для судебных обращений послужило интервью, данное Василием Лютоевым интернет-изданию «Зырянская жизнь». В нем замминистра обмолвился о неких оперативных действиях, предпринятых правоохранителями для проверки информации о якобы имеющих место случаях коррупции среди статусных сотрудников сыктывкарской администрации.
В качестве соответчиков по иску Роман Зенищев решил подключить редакцию «Зырянской жизни», а также учредителя и издателя газеты «Будни Коми», использовавшей в своем материале это интервью, и некоего корреспондента «Будней» Игоря Правдина, чья фамилия-псевдоним значилась под статьей в «Буднях».
В своем исковом заявлении г-н Зенищев потребовал признать порочащими его честь и достоинство приведенное в интервью высказывание Василия Лютоева «ну, информация (оперативная – БНКоми) была. По администрации города – 100%. Потому что там до такой степени уже безнаказанно все творилось. Практически вся информация была – оставалось только закрепить, задокументировать».
Также не соответствующим действительности мэр города посчитал фрагмент из публикации «Будней», где идет речь якобы о наличии, цитата, «коррупции в администрации Сыктывкара … называет Лютоев и имя градоначальника Зенищева. Якобы при покойном Владимире Силаеве началась разработка некоторых материалов относительно преступного непорядка в столичной вотчине».
Роман Зенищев потребовал печатного опровержения этих сведений. Как он отмечал ранее в беседе с БНКоми, выплаты материальной компенсации он добиваться не намерен, высказавшись в том смысле, что его интересуют не деньги, а принцип.
В свою очередь, Василий Лютоев в беседе с корреспондентом БНКоми отметил, что сам факт подачи подобного иска вызвал у него недоумение.
- В интервью речь идет о проверке оперативной информации. Что тут оспаривать? В чем унижение чести и достоинства? – заявил замминистра.
Прошедшее в среду заседание оказалось скоротечным и длилось всего около 10 минут. Ни Роман Зенищев, ни Василий Лютоев на нем не присутствовали. Судья сообщила, что поступил еще один иск, аналогичный заявлению Романа Зенищева и с аналогичными требованиями, но уже от имени администрации города. Он также подписан Романом Зенищевым. Поскольку в новом заявлении содержится просьба объединить рассмотрение обеих жалоб, судья Евгения Петрова взяла паузу до конца мая.
Комментарии (8)
качестве таковых, заносятся на скрижали Истории. Злодейства же малые и
шуточные именуются срамными, и не только Историю в заблуждение не вводят,
но и от современников не получают похвалы.
I. ТОПТЫГИН 1-й
Топтыгин 1-й отлично это понимал. Был он старый служака-зверь, умел
берлоги строить и деревья с корнями выворачивать; следовательно, до
некоторой степени и инженерное искусство знал. Но самое драгоценное
качество его заключалось в том, что он во что бы то ни стало на скрижали
Истории попасть желал, и ради этого всему на свете предпочитал блеск
кровопролитий. Так что об чем бы с ним ни заговорили: об торговле ли, о
промышленности ли, об науках ли - он все на одно поворачивал:
\"Кровопролитиев... кровопролитиев... вот чего нужно!\"
За это Лев произвел его в майорский чин и, в виде временной меры,
послал в дальний лес, вроде как воеводой, внутренних супостатов усмирять.
Узнала лесная челядь, что майор к ним в лес едет, и задумалась. Такая в
ту пору вольница между лесными мужиками шла, что всякий по-своему норовил.
Звери - рыскали, птицы - летали, насекомые - ползали; а в ногу никто
маршировать не хотел. Понимали мужики, что их за это не похвалят, но сами
собой остепениться уж не могли. \"Вот ужо приедет майор, - говорили они, -
засыплет он нам - тогда мы и узнаем, как Кузькину тещу зовут!\"
И точно: не успели мужики оглянуться, а Топтыгин уж тут как тут.
Прибежал он на воеводство ранним утром, в самый Михайлов день, и сейчас же
решил: \"Быть назавтра кровопролитию\". Что заставило его принять такое
решение - неизвестно: ибо он, собственно говоря, не был зол, а так,
скотина.
И непременно бы он свой план выполнил, если бы лукавый его не попутал.
Дело в том, что, в ожидании кровопролития, задумал Топтыгин именины
свои отпраздновать. Купил ведро водки и напился в одиночку пьян. А так как
берлоги он для себя еще не выстроил, то пришлось ему, пьяному, среди
полянки спать лечь. Улегся и захрапел, а под утро, как на грех, случилось
мимо той полянки лететь Чижику. Особенный это был Чижик, умный: и ведерко
таскать умел, и спеть, по нужде, за канарейку мог. Все птицы, глядя на
него, радовались, говорили: \"Увидите, что наш Чижик со временем поноску
носить будет!\" Даже до Льва об его уме слух дошел, и не раз он Ослу
говаривал (Осел в ту пору у него в советах за мудреца слыл): \"Хоть одним
бы ухом послушал, как Чижик у меня в когтях петь будет!\"
Но как ни умен был Чижик, а тут не догадался. Думал, что гнилой чурбан
на поляне валяется, сел на медведя и запел. А у Топтыгина сон тонок. Чует
он, что по туше у него кто-то прыгает, и думает: \"Беспременно это должен
быть внутренний супостат!\"
- Кто там бездельным обычаем по воеводской туше прыгает? - рявкнул он,
наконец.
Улететь бы Чижику надо, а он и тут не догадался. Сидит себе да дивится:
чурбан заговорил! Ну, натурально, майор не стерпел: сгреб грубияна в лапу,
да, не рассмотревши с похмелья, взял и съел.
Съесть-то съел, да съевши спохватился: \"Что такое я съел? И какой же
это супостат, от которого даже на зубах ничего не осталось?\" Думал-думал,
но ничего, скотина, не выдумал. Съел - только и всего. И никаким родом
этого глупого дела поправить нельзя. Потому что, ежели даже самую невинную
птицу сожрать, то и она точно так же в майорском брюхе сгниет, как и самая
преступная.
- Зачем я его съел? - допрашивал сам себя Топтыгин, - меня Лев,
посылаючи сюда, предупреждал: \"Делай знатные дела, от бездельных же
стерегись!\" - а я, с первого же шага, чижей глотать вздумал! Ну, да
ничего! первый блин всегда комом! Хорошо, что, по раннему времени, никто
дурачества моего не видал.
Увы! не знал, видно, Топтыгин, что в сфере административной
деятельности первая-то ошибка и есть самая фатальная. Что, давши с самого
начала административному бегу направление вкось, оно впоследствии все
больше и больше будет отдалять его от прямой линии...
И точно, не успел он успокоиться на мысли, что никто его дурачества не
видел, как слышит, что скворка ему с соседней березы кричит:
- Дурак! его прислали к одному знаменателю нас приводить, а он Чижика
съел!
Взбеленился майор; полез за скворцом на березу, а скворец, не будь
глуп, на другую перепорхнул. Медведь - на другую, а скворка - опять на
первую. Лазил-лазил майор, мочи нет измучился. А глядя на скворца, и
ворона осмелилась:
- Вот так скотина! добрые люди кровопролитиев от него ждали, а он
Чижика съел!
Он - за вороной, ан из-за куста заинька выпрыгнул:
- Бурбон стоеросовый! Чижика съел!
Комар из-за тридевять земель прилетел:
- Risum teneatis, amici! [Возможно ли не рассмеяться, друзья! (лат.),
из послания Горация Пизону и его сыновьям (\"Наука поэзии\")] Чижика съел!
Лягушка в болоте квакнула:
- Олух царя небесного! Чижика съел!
Словом сказать, и смешно, и обидно. Тычется майор то в одну, то в
другую сторону, хочет насмешников переловить, и все мимо. И что больше
старается, то у него глупее выходит. Не прошло и часу, как в лесу уж все,
от мала до велика, знали, что Топтыгин-майор Чижика съел. Весь лес
вознегодовал. Не того от нового воеводы ждали. Думали, что он дебри и
болота блеском кровопролитий воспрославит, а он на-тко что сделал! И куда
ни направит Михаиле Иваныч свой путь, везде по сторонам словно стон стоит:
\"Дурень ты, дурень! Чижика съел!\"
Заметался Топтыгин, благим матом взревел. Только однажды в жизни с ним
нечто подобное случилось. Выгнали его в ту пору из берлоги и напустили
стаю шавок - так и впились, собачьи дети, и в уши, и в загривок, и под
хвост! Вот так уж подлинно он смерть в глаза видел! Однако все-таки
кой-как отбоярился: штук с десяток шавок перекалечил, а от остальных утек.
А теперь и утечь некуда. Всякий куст, всякое дерево, всякая кочка, словно
живые, дразнятся, а он - слушай! Филин, уж на что глупая птица, а и тот,
наслышавшись от других, по ночам ухает: \"Дурак! Чижика съел!\"
Но что всего важнее: не только он сам унижение терпит, но видит, что и
начальственный авторитет в самом своем принципе с каждым днем все больше
да больше умаляется. Того гляди, и в соседние трущобы слух пройдет, и там
его на смех подымут!
Удивительно, как иногда причины самые ничтожные к самым серьезным
последствиям приводят. Маленькая птица Чижик, а такому, можно сказать,
стервятнику репутацию навек изгадил! Покуда не съел его майор, никому и на
мысль не приходило сказать, что Топтыгин дурак. Все говорили: \"Ваше
степенство! вы - наши отцы, мы - ваши дети!\" Все знали, что сам Осел за
него перед Львом предстательствует, а уж если Осел кого ценит - стало
быть, он того стоит. И вот, благодаря какой-то ничтожнейшей
административной ошибке, всем сразу открылось. У всех словно само собой с
языка слетело: \"Дурак! Чижика съел!\" Все равно, как если б кто бедного
крохотного гимназистика педагогическими мерами до самоубийства довел... Но
нет, и это не так, потому что довести гимназистика до самоубийства - это
уж не срамное злодейство, а самое настоящее, к которому, пожалуй,
прислушается и История... Но... Чижик! скажите на милость! Чижик! \"Этакая
ведь, братцы, уморушка!\" - крикнули хором воробьи, ежи и лягушки.
Сначала о поступке Топтыгина говорили с негодованием (за родную трущобу
стыдно); потом стали дразниться; сначала дразнили окольные, потом начали
вторить и дальние; сначала птицы, потом лягушки, комары, мухи. Все болото,
весь лес.
- Так вот оно, общественное-то мнение что значит! - тужил Топтыгин,
утирая лапой обшарпанное в кустах рыло, - а потом, пожалуй, и на скрижали
Истории попадешь... с Чижиком!
А История такое большое дело, что и Топтыгин, при упоминовении об ней,
задумывался. Сам по себе, он знал об ней очень смутно, но от Осла слыхал,
что даже Лев ее боится: \"Не хорошо, говорит, в зверином образе на скрижали
попасть!\" История только отменнейшие кровопролития ценит, а о малых
упоминает с оплеванием. Вот если б он, для начала, стадо коров перерезал,
целую деревню воровством обездолил или избу у полесовщика по бревну
раскатал - ну, тогда История... а впрочем, наплевать бы тогда на Историю!
Главное, Осел бы тогда ему лестное письмо написал! А теперь, смотрите-ка!
- съел Чижика и тем себя воспрославил! Из-за тысячи верст прискакал,
сколько прогонов и порционов извел - и первым делом Чижика съел... ах!
Мальчишки на школьных скамьях будут знать! И дикий тунгуз, и сын степей
калмык - все будут говорить: \"Майора Топтыгина послали супостата покорить,
а он, вместо того. Чижика съел!\" Ведь у него, у майора, у самого дети в
гимназию ходят! До сих пор их майорскими детьми величали, а напредки
проходу им школяры не дадут, будут кричать: \"Чижика съел! Чижика съел!\"
Сколько потребуется генеральных крозопролитиев учинить, чтоб экую пакость
загладить! Сколько народу ограбить, разорить, загубить!
Проклятое то время, которое с помощью крупных злодеяний цитадель
общественного благоустройства сооружает, но срамное, срамное, тысячекратно
срамное то время, которое той же цели мнит достигнуть с помощью злодеяний
срамных и малых!
Мечется Топтыгин, ночей не спит, докладов не принимает, все об одном
думает: \"Ах, что-то Осел об моей майорской проказе скажет!\"
И вдруг, словно сон в руку, предписание от Осла: \"До сведения его
высокостепенства господина Льва дошло, что вы внутренних врагов не
усмирили, а Чижика съели - правда ли?\"
Пришлось сознаваться. Покаялся Топтыгин, написал рапорт и ждет.
Разумеется, никакого иного ответа и быть не могло, кроме одного: \"Дурак!
Чижика съел!\" Но частным образом Осел дал виноватому знать (Медведь-то ему
кадочку с медом в презент при рапорте отослал): \"Непременно вам нужно
особливое кровопролитие учинить, дабы гнусное оное впечатление
истребить...\"
- Коли за этим дело стало, так я еще репутацию свою поправлю! - молвил
Михаиле Иваныч и сейчас же напал на стадо баранов и всех до единого
перерезал. Потом бабу в малиннике поймал и лукошко с малиной отнял. Потом
стал корни и нити разыскивать, да кстати целый лес основ выворотил.
Наконец забрался ночью в типографию, станки разбил, шрифт смешал, а
произведения ума человеческого в отхожую яму свалил.
Сделавши все это, сел, с***н сын, на корточки и ждет поощрения.
Однако ожидания его не сбылись.
Хотя Осел, воспользовавшись первым же случаем, подвиги Топтыгина в
лучшем виде расписал, но Лев не только не наградил его, но собственнолапно
на Ословом докладе сбоку нацарапал: \"Не верю, штоп сей офицер храбр был;
ибо это тот самый Таптыгин, который маво Любимова Чижика сиел!\"
И приказал отчислить его по инфантерии.
Так и остался Топтыгин 1-й майором навек. А если б он прямо с
типографий начал - быть бы ему теперь генералом.\"\"
сайт: http://public-library.narod.ru/
КТРК тоже надоело- все кукушка хвалит петуха,а он ее.опротивели .вечером телевизор выключаю-не могу видеть прихлебателей,прихвостней,громил из...
Пора ,Дмитрий Анатольевич. всех менять,к чертовой матери