22 июня в суде выступил основной фигурант по делу. Корреспондент БНК был единственным из представителей СМИ, кто присутствовал в зале судебного заседания. Мы приводим почти дословно первые 20 минут выступления главного обвиняемого, после которых тот перешел к изложению своей позиции по основным эпизодам — шести убийствам, дачи взятки, особо крупного мошенничества.

Фото из архива БНК

- Хотел бы дать показания по настоящему уголовному делу. Обвиняемый Пичугин. Мы наконец-то закончили изучение доказательств стороны обвинения. Как вы знаете, все, что есть в этом уголовном деле, все предъявлено мне. Обвинение сделало меня основным в этой группе. Обвинение мне предъявлено во всем — во всех 28 преступлениях. Я прошу не воспринимать мои слова как попытку оправдаться или вызвать у вас сочувствие. Я не имею отношения к тем преступлениям, которые мне вменяются и оправдываться мне не за что. Хочу, чтобы вы оценили мои показания без какого-либо предубеждения, объективно и беспристрастно.

В самом начале судебного процесса я в общих чертах рассказал, как на самом деле обстояли дела. Теперь у меня есть возможность довести до вас свою позицию аргументировано.

Прежде всего, хочу заявить, что никогда никакого преступного сообщества, никакой банды под моим руководством не было и быть не могло.

Действительно, в 1980-е и 1990-е я привлекался к уголовной ответственности. Находясь в этой среде, я заслужил уважение среди людей, с которыми я отбывал наказание. Сам в свою очередь после освобождения начал помогать тем, кто как и я отбывал наказание в местах лишения свободы. Как конкретно осуществлялась помощь, рассказывал в начале судебного процесса [фигурант по делу Сергей] Вануйто и многие свидетели. Я и мои знакомые действительно организовали неофициальный сбор помощи находящимся в местах лишения свободы. Помощь оказывали две категории граждан: либо те, кто уже отбывали наказания свободы в местах лишения свободы и понимали, как там тяжело, либо различные коммерсанты, которые имели деньги и при этом понимали, что сами могут оказаться в местах лишения свободы.

В основном все это происходило в 1990-е. Вы и сами знаете, какие это были времена, голодные, и как было тяжело людям. А тем, кто был по ту сторону забора, им было тяжело вдвойне. Иногда к тем или иным людям за помощью обращались мы. Иногда желающие принять участие в помощи выходили на нас. Это было добровольно, без всякого принуждения.

Мы оказывали помощь лицам в местах лишения свободы по мере сил и возможностей. Разнообразную помощь. В том числе помогали решать вопросы с государственными органами, другими коммерсантами. Но все было в рамках закона. Тот, кто закон не соблюдал, начинал вымогать эту самую помощь или оказывал за нее услуги преступного характера, давно уже пойманы, осуждены и отбывают наказание или уже отбыли. Также могу ответственно заявить, что все собираемые деньги или вещи отправлялись именно на зону, никакого оружия на них не приобреталось, никакие преступления за эти средства не финансировались.

Эта моя деятельность приносила мне и пользу, и вред. С одной стороны, помогая отбывающим наказание, я расширял свой круг знакомых, приобретал авторитет и уважение, что помогало мне в моей собственной коммерческой деятельности, с другой — меня стали воспринимать как некого криминального авторитета. До определенного момента мне это было выгодно. Во всяком случае, в лихие 1990-е у меня не было проблем с тем же криминалом. Поэтому я не видел необходимости как-то опровергать те слухи, которые обо мне начали распространять. С другой стороны, ближе к 2000-м это стало мне сильно мешать. Ситуация в стране начала меняться. Ко мне стали проявлять интерес сотрудники правоохранительных органов. Более того, с некоторыми высокопоставленными сотрудниками МВД и ФСБ стали враждебные отношения. В основном по той причине, что я отказывался сотрудничать с ними.

В середине 1990-х был такой Кирушев Александр Иванович, начальник уголовного розыска Республики Коми и Сапун, не помню его имя и отчество, начальник ОБОП — отдела по борьбе с организованной преступностью. С этими людьми у меня сложились вообще плохие отношения и никак мы не могли найти точки соприкосновения и начать какой-то общий диалог. Они начали выгонять меня из Коми, в том числе внеся во все оперативные учеты информации о якобы имеющимся у меня криминального статуса вора в законе. Естественно, никаким вором в законе, криминальным лидером или руководителем преступной организации я не был и не мог быть, иначе меня бы за это посадили гораздо раньше.

Еще тогда в начале 2000-х я стал с этим бороться. Писал жалобы, требовал прекратить. Однако на все мои жалобы, давали отписки о том, что утверждение, что я - вор в законе не нарушает мои права. В первом ответе из МВД мне сообщили, что они установили, что слухи о наличии у меня статуса вора в законе распространяют сотрудники именного ОБОП. Во втором ответе из прокуратуры заявили, что информация, что сотрудники правоохранительных органов распространяют слухи о наличии у меня статуса вора в законе, свое подтверждение не нашла.

Копии этих ответов у меня имеются, и я готов предъявить на обозрение присяжным.

Уже находясь под следствием по этому делу, я попробовал оспорить через суд одну публикацию в интернете, в которой про меня написали кучу всяких небылиц, что я являюсь вором в законе, что имел связи с правоохранительными органами и еще много разного. Суд отказался удовлетворять мой иск, потому что, по мнению суда, вся грязь, которая на меня была вылита, не нарушает моих прав и законных интересов. Не потому что она достоверна, а исключительно потому что если человека назвать вором в законе, это никак не подрывает его репутацию.

То есть несмотря на все мои попытки доказать, что я не являюсь вором в законе, удалить из СМИ всю клевету, которую обо мне распространяют, мне немотивированно отказали. Каких-то реальных и законных способов бороться с этими потоками лжи и клеветой в мой адрес просто не существует.

Судимости Пичугина

Я был судим несколько раз. В 1987 году за кражу, в 1988 году за хулиганство. В 2000 году за драки у клуба «Даймон». Но судимости за «Даймон» у меня нет, поскольку я освобожден по амнистии. В 2010 году за самоуправство – я потребовал должника вернуть мои деньги. Со мной никто из подсудимых, за исключением досудебщика Махача Азизова, по этим делам не проходили. И мне не вменялось, что я совершил все эти действия в составе банды или преступного сообщества. По драке в «Даймоне» к ответственности привлекался еще и Абубакаров. Он и я проходили по разным эпизодам этого дела. Меня обвинили в драке в клубе «Даймон» в ночь с 1 на 2 января, а Абубакарова — с 4 на 5 января.

Ни в одном уголовном деле следователи не утверждали, что я руковожу бандой или преступным сообществом. По таким делам проводились и обыски, и допросы. Но никаких компрометирующих телефонов, конспирирующих связей, никаких точковых или общаковых у меня никогда не изымалось. Их не было в реальности.

Мне не вменялось занятие каких-то лидирующих позиций, тем более наличие у меня статуса вора в законе. Те люди, которые признаны потерпевшими от моих действий по делу о самоуправстве живы и здоровы. Все приговоры имеются в деле.

Я никогда не писал и не оправлял ни «маляв», ни писем, ни решений, в которых сообщал, что я являюсь вором в законе. Более того, я ответственно заявляю, что никогда, никому и не при каких обстоятельствах я не говорил, что я являюсь вором в законе. Я не представлялся, что я являюсь вором в законе никому и никогда. Как здесь говорил досудебщик Азизов и Минин, что одному я сто раз говорил, другому — двести, что я являюсь вором в законе. Это не соответствует действительности.

Сыктывкар обошел все криминальные войны, которые были в России в 90-х

Тут некоторые свидетели перечисляли каких-то грузинских воров, которые якобы сделали меня вором в законе или с которыми я якобы короновал Хлынова. Минин дошел до того, что назвал конкретных людей. С упомянутыми людьми я не знаком и никогда никаких контактов с ними не поддерживал. Я вообще не знаю, кто это такие. Я не знаю, где они живут, чем занимаются, не знаю номеров их телефонов. Следователю это было прекрасно известно. Поэтому он не стал искать и допрашивать этих людей. Сначала я никак не мог понять, почему мне приписывается создание и руководство какой-то организованной преступной организацией. Теперь, изучив показания свидетелей, мне все стало все ясно.

С 2000 года я уехал из Сыктывкара и приезжал сюда только проведать родственников. Но в Сыктывкаре остались те, кто знал меня, кто помнил о моих проблемах с законом и о моем авторитете в криминальной среде в 1980-е и 1990-е. Получилось так, что я жил в Москве и за границей, а в Сыктывкаре мое имя зажило своей жизнью. Про меня продолжали сочинять и рассказывать всякие небылицы. А кто-то сам прикрывал моим именем свои дела. Пичугина в Сыктывкаре не было, зато со слов обвинения, появились какие-то «пичугинские». Про это, в частности, рассказывал Вануйто. Я оказался заложником того, что в 90-е мне повесили ярлык вора в законе. Если бы не этот ярлык, у прокурора не было бы ничего сказать о моей причастности к вменяемым мне преступлениям.

Это совершенно так. Это видно по присутствию здесь журналиста. Ни одного журналиста не было, когда допрашивали кого-то другого. Именно по мне это дело. Обвинение доказывает вам, что в Сыктывкаре были преступные организации, какие-то банды, что здесь происходило в бандитских разборках. Я вам скажу, что Сыктывкар обошел все криминальные войны, которые были в России в 90-х. Здесь, насколько я помню, практически не было ни грабежей, ни разбоев, ни убийств. Во всяком случае до 2000 года, когда я отсюда уехал. Когда я сюда приезжал, то здесь пользовался какими-то слухами, мне кто-то что-то рассказывал.

Сотрудники правоохранительных органов сами не могут однозначно определить, кто такие воры в законе, смотрящие, положенцы. Нет каких-то конкретных признаков, указывающих на то, что человек таковым является. Нет процедуры, которой человек может подтвердить наличие у него такого статуса. И самое главное, нет таких процедур, с помощью которых наличие такого статуса опровергнуть.

Слушания по делу продолжатся 23 июня.

Алексей Смирнов