Как мы уже сообщали, ветеран журналистики Василий Кичигин скончался в Сыктывкаре на 60-м году жизни. Его нашли мертвым в сыктывкарской квартире, где он жил один, лишь спустя несколько дней после кончины. Точная дата и причина смерти до сих пор не известны. Обстоятельства своей кончины журналист подробно описал задолго до смерти. Мы предлагаем читателям БНК эссе главного редактора «Трибуны» Владимира Сумарокова, где он рассказывает о своем коллеге по газетному цеху.

Песенка «Конечно, Вася. Ну кто ж его не знает?!» — это про Василия Кичигина.

Он был вездесущ. Работал во всех редакциях. От «Красного знамени», «Республики», ИТАР-ТАСС, «Трибуны» до сомнительных бульварных листков.

Писал статьи, заметки, репортажи на любые темы. А в спортивной журналистике ему и вовсе не было равных. Кичигин держал в голове турнирные таблицы, килограммы, очки и секунды. Дружил со всеми спортсменами — и с чемпионами, и с перворазрядниками.

Разбуди его ночью диким вопросом: «Как сыграли «Строитель» и «Водник» во втором туре чемпионата 1986 года?» — Вася мог назвать счет и состав команд. А в качестве «бонуса» — фамилии судей и запасных.

Спортивная журналистика давно исчезла как вид. Неспортивная, впрочем, тоже. Многие газеты позакрывались. А репортер Вася продолжал носиться по городу в поисках информации, которую уже негде печатать.

Он дебютировал в далеком 1985 году. И с тех пор не мог остановиться. По числу материалов, количеству газетных строк журналист Кичигин, наверное, абсолютный чемпион Коми.

При этом особых лавров не стяжал, в «первачи» не вышел. Вася был начисто лишен амбиций. Мелкого авторского тщеславия, которым грешит наш брат, журналист, вечно озабоченный — «золотое» у него перо или «дубовое»?

Кичигин не устраивал авторских истерик, не бился за свой материал, сокращенный в семь раз. Вместо этого бежал куда-то и тут же приносил три новых. Будто сюжеты и темы стояли рядом, в очереди за углом.

Похоже, его вполне устраивала роль газетного чернорабочего. Он занимался этим с каким-то мрачным энтузиазмом. Ему говорили: «Вася, успокойся, ты ведь немолодой уже, отдохни...».

Молодым он, конечно, не был. Но и старым тоже. А всегда — «мужчиной неопределенного возраста». По крайней мере — последние 30 лет. И все называли его запросто — Вася. Отчество к нему так и не прилепилось.

Васей его называли даже хлипкие журналюшки. Хотя на фоне этих жалких ягнят он казался матерым зубром.

Таким Василий в общем-то и остался. До самого конца. До неожиданной, нелепой развязки.

Последний его вклад в местную журналистику — информационный повод, который он создал фактом собственной смерти.

Короткое сообщение, некролог. Вот, собственно, и все. Никто, как я подозреваю, не зарыдает.

Смерть лаконична. В отличие от Василия, у нее лапидарный стиль.

Копайте глубже...

В последние годы Кичигин был пенсионером-фрилансером.

Пенсионером — по возрасту. Фрилансером — по нужде. Но не потому, что хотел заработать. Материально он был обеспечен, да и гонорары ему платили копеечные.

Тут другая нужда — репортерская. Профессиональный голод старого газетчика, который оказался вдруг на информационной обочине.

Еще в «нулевые» перед ним наглухо закрылись двери большинства редакций. Вслед за информагентствами газеты перешли на телеграфный стиль. И журналисты, естественно, перешли. Все, кроме Васи.

Его многословные, обстоятельные, местами скучноватые репортажи выглядели анахронизмом. Пережитком прошлого. Причем — очень далекого, советского.

Он из того поколения журналистов, которым платили за строчки. Двести строк — «рупь», полполосы — «трояк». А «трешка» на дороге не валяется...

Хотя дело, конечно, не в этом. В эпоху классических газет ценилась как раз обстоятельность. И журналистов «Краски» учили: «Вы же не на телеграфе работаете — в серьезном издании, нас читают даже члены обкома! Копайте глубже, тщательнее подбирайте факты...»

Вот Вася и копал. И эта привычка засела в нем намертво.

Вася-«пулеметчик»

Будучи невостребованным, он где-то пропадал месяцами. А потом неожиданно появлялся в редакции. Васю никто не ждал, но вид у него был такой, будто он вернулся с ответственного задания. Уже из коридора доносилось глухое Васино бормотание: «Ну вот, есть такая тема, буквально «бомба», об этом еще никто не писал...»

«Бомбой» Вася считал какую-нибудь мелкую хрень. Типа закрытия городского судомодельного кружка.

— Единственный в республике! — горячился Василий. — Побеждают на всех соревнованиях, «бронза» в Будапеште, серебряная медаль в Урюпинске. А денег им не дают, из помещения выгоняют!

Смысл был такой: если материал не напечатают, судомоделизм утонет, а ребят из кружка выбросят на улицу. В результате они пойдут по кривой дорожке, возможно, станут наркоманами, насильниками, убийцами. И все это, естественно, будет на совести редактора.

В общем, Вася умел клянчить место на полосе...

— Ладно, — кривился главред, немного, впрочем, пристыженный (глохнешь тут за работой, в то время как судомоделизм гибнет). — Но не позднее среды и не больше ста строк!

«Больше — ни строчки, клянусь!» — обещал Василий и уже через сорок минут приносил одиннадцать страниц. «Слепой», без абзацев, текст, набитый двумя корявыми пальцами в соседнем кабинете...

Он обладал фантастической скорострельностью. Был похож на пулеметчика, который стреляет длинными очередями. Не столько по целям, сколько по площадям.

Но вот что удивительно. Есть немало «журналистов-снайперов», которые берегут «патроны», трясутся над каждым словом. А при этом чувствуется — давно уже исписались.

Зато пенсионер Вася, как заведенный, продолжал строчить, давил на невидимую гашетку. Ни темы, ни слова у него не кончались. И мрачный энтузиазм — тоже.

Да, из кичигинских текстов можно было ведрами выносить воду, отжимая фактуру. Но ведь фактура-то всегда была! Он умел ее собирать, обладал несомненной репортерской хваткой. Редкое качество, почти утраченное пишущей братией.

Я думаю, главная пружина журналиста — банальное любопытство. А любопытство — самое хрупкое чувство на свете. Как только пропадает дикий природный интерес к миру — все, надо уходить из профессии.

Но мы не уходим — некуда. А если и уходим, то в «телеграфисты». Ничего личного, ничего лишнего. Кроме голой, как гробовая доска, информации.

А может, Вася был прав в своей «избыточности»? Ведь «лишнее» — это как раз подробности, милые пустяки, забавные мелочи, из которых, собственно, и состоит сама жизнь.

Жуткая история

Несколько лет назад Кичигин принес в «Трибуну» материал на житейскую тему. Вернее — «нежитейскую».

В Сыктывкаре помер одинокий старик. Ни жены, ни детей, пресловутый стакан некому поднести. Тихо скончался во время судорожно-длинной череды безумных праздников. Отошел в мир иной без святого причастия, всеми забытый. И лежал потом в квартире несколько дней. Соседи, почуяв мерзкий запах в подъезде, вызвали участкового. Ни «скорая», ни полиция не хотели забирать разложившийся труп.

— Тема социального звучания, — бормотал Вася. — О проблеме «труповозок», по большому счету, еще никто не писал, это «бомба»...

Он, как всегда, преувеличивал. И не мог знать тогда — нечто подобное произойдет и с ним. И что однажды взломают дверь и найдут Василия в пустой холостяцкой квартире, давно уже мертвого.

Мистическим образом Вася подробно, обстоятельно, с присущим ему занудством описал обстоятельства своей будущей смерти.

И теперь получается — та статейка была вовсе не о «труповозках».

О другом, совсем другом.

О том, как некрасива любая смерть — неопрятная, вонючая баба, похожая на бомжиху.

О старости. О немощи. Об одиночестве.

О самом страшном на свете — когда некого позвать на помощь.

А потом приходят чужие. И брезгливо зажимают носы. И спорят, что делать с трупом — как выносить, кому хоронить...

И вместо друга — сосед, вместо священника — участковый. И все, чем тебя наградят посмертно, — жалкая бирочка на ноге.

Вася, если б мог, взялся бы и за эту тему. Как водится, остросоциальную. Написал бы репортаж из морга. Или еще откуда-нибудь — совсем уж издалека.

Интересно, нужны ли Там репортеры? Об этом знает лишь Самый Главный Редактор...

Василий был нелепым, в общем-то, человеком, по-детски наивным. Коллеги над ним подшучивали...

Ты уж прости нас, Вася.

Василий.

Василий Андреевич.

*** Прощание с Василием Андреевичем Кичигиным состоится сегодня в зале ритуальных услуг по ул. Гаражной, 8. Начало панихиды в 12.00. Он будет похоронен на центральном кладбище Сыктывкара.