Старость и возраст не синонимы. Население России старее населения многих развитых странах не потому, что дольше живет, а потому что старость здесь наступает раньше, и активное долголетие остается концепцией, которая к реальной жизни пожилых людей редко имеет отношение. На тему старости рассуждал «Коммерсантъ», выносим материал на обсуждение читателей БНК.

Фото Виктора Бобыря

Никто не создает людям столько проблем, сколько другие люди. Вероятно, поэтому в демографической статистике всегда можно найти повод если не для паники, то по крайней мере для возмущения или озабоченности.

Можно, например, возмущаться тем, что, по данным Всемирного банка, лишь 56,8% российских мужчин доживают до 65 лет, что помещает Россию в один ряд с бедными африканскими странами, между Нигером (56,2%) и Эритреей (56,9%). Причем для последних двух стран это скорее показатель прогресса (в 1960 году процент доживших до 65 лет в них был в два с лишним раза меньше), но для РФ — лишь свидетельство возврата к уровням более чем полувековой давности.

С другой стороны, можно также беспокоиться о том, что доля россиян старше трудоспособного возраста (женщины старше 55, мужчины старше 60 лет) вплотную приблизилась к 25% (24,9% на 1 января 2017 года) и, по среднему демографическому прогнозу Росстата, достигнет к 2025 году 27% — более 40 млн человек.

Не то чтобы при этом беспрецедентно выросла демографическая нагрузка на трудоспособное население: ожидаемые в 2025 году 883 человека старше или моложе трудоспособного возраста на 1 тыс. в рабочем возрасте — это, правда, больше, чем все последние десятилетия, но меньше, чем было до Второй мировой — по переписи 1939 года она составляла 885.

Дело не столько в том, что такой уровень демографической нагрузки является беспрецедентным, сколько в том, что он не является привычным: показатель долго снижался, и, в частности, его значение по переписи 2010 года (623) было минимальным за историю российских переписей населения.

И главное — старение общества, включающее, по сути, два параллельных процесса — снижение рождаемости и снижение смертности в пожилом возрасте, радикально изменило контуры возрастной пирамиды, которая к тому же была сильно деформирована последствиями Второй мировой войны и системного кризиса начала 1990-х. Словом, пирамида уже не очень-то похожа на пирамиду.

Сейчас дети и пожилые люди участвуют в создании демографической нагрузки в совершенно перевернутой относительно ситуации прошлого века пропорции.

В 1939 году на 1 тыс. граждан рабочего возраста приходилось 724 человека моложе трудоспособного возраста и только 161 — старше.

В 2010 году это были 263 ребенка и 360 человек пожилого возраста, в 2025 году будет, как ожидается, 370 и 513 соответственно.

Как утверждает проректор Академии труда и социальных отношений Александр Сафонов, подобные изменения обычно приводят даже к удешевлению социальных программ: дети, по его словам, обходятся государству примерно в два раза дороже.

Однако, как отмечал на конференции «Общество для всех возрастов» директор Института демографии ВШЭ Анатолий Вишневский, это «действительно очень необычная в истории ситуация — когда равновесие высокой смертности и высокой рождаемости, которое существовало всегда, сменяется равновесием низкой смертности и низкой рождаемости и увеличивается, и очень быстро, доля пожилых людей».

«Устанавливающаяся новая возрастная структура населения не хуже и не лучше прежней. Но когда меняются такие фундаментальные вещи, жить по-старому уже невозможно,— подчеркнул Вишневский.— Должно поменяться все, что веками, а то и тысячелетиями было приспособлено к молодой возрастной структуре — все институты, нормы, правила, взаимоотношения внутри семьи, внутри общества, межпоколенческие взаимодействия и процессы перераспределения ресурсов».

Возраст возможностей

Если забыть о тысячелетних привычках и посмотреть на демографическую ситуацию объективно, в ней можно обнаружить еще изрядное количество плюсов. Старение населения, связанное со снижением смертности в старшем возрасте, означает, что в принципе люди дольше могут оставаться активными, а значит, дольше участвовать в рынке труда.

В принципе у россиян эти идеи не вызывают однозначного отвращения: по опросам ВЦИОМа (сентябрь 2017-го), 17% всех респондентов полагают, что любимая интересная работа позволяет людям дольше оставаться молодыми, и 17% от 62%, полагающих, что в старости есть свои преимущества, называют в числе преимуществ возможность заниматься любимым делом.

Статистика свидетельствует, что пожилые люди часто продолжают работать: по данным Росстата на 2016 год, уровень участия в рабочей силе населения в возрасте старше трудоспособного (мужчины 60–72 года; женщины 55–72 года) составляет 30,8%, уровень занятости — 29,8%, в среднем после назначения пенсии россияне работают 6,5 года. В значительной мере эта тяга к труду, конечно, объясняется низким размером пенсий (средняя пенсия по старости в 2017 году — 13,7 тыс. руб.), но в немалой степени еще и тем, что без работы людям становится скучно.

«Вышел на пенсию, и пошло-поехало: диван, компьютер, телевизор, пиво. Опять компьютер — пиво, пиво — диван. Надоело. Пенсия — вещь унылая… Пока работаешь — живешь. Жизнь других чувствуешь. Альтернатива — диван, но это не по мне»,— цитирует респондентов заведующий лабораторией методологии социальных исследований Института социального анализа и прогнозирования РАНХиГС Дмитрий Рогозин.

Работа, как отмечали его пожилые собеседники, позволяет чувствовать себя нужными: «А что делать на пенсии? Можно по театрам ходить. Но это пассивная жизнь. Нельзя получать все время. И отдавать хочется, быть нужной кому-то. Единственный выход — работа. Но попробуй устройся. То говорят, работать надо, пенсионный возраст повышать, то не берут никуда».

Проблемы трудоустройства ведут к тому, что пожилые люди часто берутся за работу, не требующую квалификации, и становятся операторами колл-центров, сторожами или нянями — в лучшем случае. Исследование, проведенное пару лет назад Юлией Сониной и Мариной Колосницыной из НИУ ВШЭ на данных Российского мониторинга экономического положения и здоровья населения (2002–2013 годы), показало, что топ-10 профессий людей, которые, вынужденно или нет, сменили работу после выхода на пенсию, возглавляют профессия сторожа для мужчин (23,9%) и уборщицы — для женщин (18,2%).

В случае работы в сфере ЖКХ, образовании, здравоохранении или науке у пенсионеров, по этим оценкам, больше шансов сохранить место после оформления пенсии, но за прошедшие годы, с сокращениями в бюджетных учреждениях, ситуация могла измениться. И, к примеру, сейчас, по словам сооснователя сервиса «Бабушка на час» Натальи Линьковой, среди женщин, обращающихся в сервис в поисках работы «бабушками», 27% имеют ученую степень.

Проблемы трудоустройства пожилых можно теоретически связывать с тем, что пенсионеры могут уйти с работы в любой момент. По этой причине работодатели не хотят ни принимать на работу, ни тем более вкладываться в обучение таких людей.

Впрочем, российские работодатели тратиться на обучение сотрудников в принципе не склонны — эти инвестиции исчисляются тысячными долями от всех расходов на рабочую силу (0,3%, по данным Росстата на 2013 год). И можно предположить, что частые проблемы со здоровьем у пожилых людей не добавляют работодателям энтузиазма.

Возможно, картина была бы иной, если бы увеличение средней продолжительности жизни сопровождалось ярко выраженным увеличением продолжительности здоровой жизни и смещением границы старости. Но в России эти процессы идут гораздо медленнее, чем в других странах.

Если использовать для определения границы старости подход, предложенный демографами Уорреном Сандерсоном и Сергеем Щербовым,— принимать за такую границу возраст, по достижении которого людям остается прожить в среднем 15 лет или менее,— окажется, что в России старость у мужчин наступает в 62 года. Это, указывает Вишневский, на восемь-девять лет раньше, чем в развитых странах и даже в странах Восточной Европы.

Российским женщинам повезло больше — их старость наступает в 69, и отставание от других стран не так велико, всего от трех до семи лет. При этом в РФ картина различается еще и по регионам: в Москве порог старости у женщин — более 71 года, а у мужчин приближается к 70, а, скажем, на Чукотке — в 63 и 58 лет.

«Хронологическое старение идет везде, но получается, что наших 60-летних надо сравнивать не с 60-летними итальянцами или японцами, а с 70-летними. И у нас доля населения старше 60 лет — 20%, а в Японии доля населения старше 70 лет — 18%. Это не просто показатели — это характер проблемы,— подчеркивает Вишневский.— Если у нас люди достигают порога старения раньше, чем в других странах, то раньше возникают и все те сложности, с которыми пожилое население обращается к социальным системам — лечение, обслуживание и так далее».

Это, отмечает демограф, касается и вопроса повышения пенсионного возраста: «Поднять пенсионный возраст можно, но только если люди живут дольше, и дольше живут в здоровом состоянии». Однако средняя продолжительность здоровой жизни в РФ составляет 57,7 года у мужчин, что в лучшем случае на 10 лет короче, чем в развитых странах, и 66 лет у женщин, что означает отставание на шесть-девять лет.

При этом, продолжает Вишневский, «прироста продолжительности жизни в возрасте 65 лет, куда мы хотим сместить наш пенсионный возраст, за последние полвека у нас почти не было». И если в других странах рост этого показателя «делает возможным и даже необходимым» повышение возраста выхода на пенсию, то в России речь идет просто о том, что люди почему-то должны жить на так называемом заслуженном отдыхе меньше, чем жили 15–20 лет назад.

Жизнь за 65

«Заслуженный отдых» после 65 лет не обещает быть легким. Ни сами пожилые люди, ни их окружение часто не готовы к тому физическому и эмоциональному состоянию, в котором окажутся, и не знают, как с ним справляться, свидетельствуют данные опроса, проведенного РАНХиГС в июне 2017 года по выборке, репрезентующей население России в возрасте 65 лет.

Проблемы со здоровьем, возможно, самые очевидные. Опрос, по словам Дмитрия Рогозина, «дает цифры, которые поражают: более трети населения старше 65 лет испытывает регулярные сильные боли, а если говорить о 80–90-летних, то людей, которые жили бы без боли, практически нет. «Нет такой корреляции, что до старшего возраста доживают здоровые люди,— продолжает Дмитрий Рогозин.— Это миф. Доживают как раз больные люди. В этом исследовании мы спрашивали людей об их заболеваниях, и очень часто встречались люди, у которых хронические заболевания развивались с детства».

Старость, полагает Рогозин, это «время, когда человек учится управлять болью», и адаптация к своим заболеваниям, умение управлять ими — одна из важных характеристик активного долголетия.

Пожилых людей, адаптированных к своим заболеваниям, по данным опроса, примерно треть: они дают позитивные субъективные оценки своему здоровью, говорят, что оно «нормальное», «хорошее», «по возрасту отличное». Но половина людей не адаптирована и, по словам Рогозина, «находится в унылом состоянии: они и болеют, и негативно оценивают это свое состояние, и ничего не могут сделать».

Для поддержания активного долголетия необходимо регулярное движение, активность, новые впечатления, но, как следует из данных опроса, даже в 65–69 лет не каждый человек хотя бы ежедневно выходит из дома, не говоря уже о поездках в отпуск или хотя бы в лес за грибами. И чем старше человек, тем больше он замыкается в пространстве своей квартиры.

«Для 65-летнего пройти три-четыре километра в день — это просто нормальное функционирование. У 90-летних ежедневная ходьба на расстояние 300–400 метров — уже очень большое достижение. Но что бросается в глаза — у нас только треть людей старше 90 лет выходят на улицу каждый день. Просто за пределы квартиры. Это очень значимый показатель активного образа жизни. Но в разговорах мы обнаруживаем, что ни родственники, если они живы, ни сторона опеки, ни какие-либо заинтересованные лица, которые покупают продукты, ни соседи — никто не думают о том, что старику надо выходить на улицу,— рассказывает Рогозин.— Это базовое правило, которому меня научил один 96-летний респондент: если я не выйду сегодня на улицу, завтра я не встану с постели».

С поддержанием активности в пожилом возрасте лучше справляются люди с более высоким уровнем образования, учившиеся в течение жизни. До 80 или 90-летия чаще, по наблюдениям социологов, доживают люди, менявшие профессии и образовательные траектории. Пожилые люди, у которых уровень образования невысок, менее активны и менее способны вступать в коммуникацию с незнакомыми людьми.

Между тем интенсивное общение — точно такая же необходимая составляющая активного долголетия, как и движение. Круг общения с возрастом сужается, друзья и родственники уходят из жизни, и, по выражению Рогозина, часто «человек после 75 лет ведет разговоры с мертвыми», и очень важно, чтобы он поддерживал какие-то отношения с теми, кто еще остался:

«Как это ни банально, базовый собеседник для человека любого пола в старости — это супруг или супруга. У вас могут быть дети, внуки и так далее, но общение, которое основано на интимности, является определяющим фактором. Поэтому так печальны истории людей, которые вынуждены были развестись или потеряли супруга».

И, наконец, полагает Рогозин, важно, чтобы пожилому человеку было с кем поговорить о смерти: «Как это ни странно, но мы пришли к тому, что, если мы говорим об активном долголетии, осмысленном долголетии, счастливом долголетии, вычеркивать размышления о смерти из этой оптики — это подталкивать старика к одиночеству.

После 75–80 лет тема смерти становится одной из центральных. Семьи не готовы к этому, и важнейшая для человека тема оказывается табуированной в семейном кругу, и он разговаривает сам с собой, чтобы не обидеть родственников».

«Непрерывное образование, адаптация к болезням, регулярное движение, интенсивное общение и размышления о смерти — это та пятерка, которая определяет жизнь старшего человека, и чтобы она состоялась, конечно, нужны наши усилия, потому что старики живут не в безвоздушном пространстве. Их пространство — это семья, соседи или знакомые. И,— заключает Рогозин,— одинокие люди умирают быстрее, чем те, которые находятся в том или ином социальном окружении».