Год назад республиканский фонд «Покаяние» получил значимую общественную награду страны - премию Егора Гайдара за выдающийся вклад в историю, за мартиролог жертв массовых политических репрессий. Мартиролог издается в республике с 1998 года. В свет вышло девять томов, состоящих из 14 книг. Восстановлено около 120 тысяч биографий реабилитированных политзаключенных и спецпоселенцев. Это самая большая региональная база данных по России. Сейчас в Коми началась подготовка к изданию десятого тома мартиролога «Покаяние», посвященного спецпоселенцам из числа российских немцев. Но председатель правления фонда и главный редактор издания Михаил Рогачев опасается, что эта книга может стать последней.

Фото Андрея Аксеновского

- Каждый том посвящен отдельным категориям репрессированных. По какому принципу вы решаете, что будет издаваться на этот раз?

- Мы старались подойти к книге системно, по категориям. Сперва сделали то, что делали почти все регионы (в некоторых регионах, кстати, книга памяти так и не издавалась), – издали тома о политических осужденных. Потом взялись за категории спецпоселенцев – раскулаченных крестьян и депортированных поляков. Начали издавать серию томов по лагерям. В региональных книгах судьба политзаключенных прерывается на приговоре: людей отправили в лагерь в другой регион, и что с ними стало дальше, не отражено. Открывая фамилии, мы даем возможность родственникам проследить их судьбу.

- Поэтому вы решили издавать отдельные тома по лагерям?

- Да. Короткая биографическая справка о человеке как политзэке – это, возможно, то последнее, что найдут его родные. Человек мог быть осужден в лагере второй раз, и таких случаев очень много. Мы издали том по Ухтпечлагу, выпустили книгу по Ухтижемлагу, но его не доделали. Дальше мы не смогли пойти, потому что закрыли доступ к архивным документам личного характера. Случилось это примерно два года назад.

- Как на эту ситуацию можно повлиять?

- Международный «Мемориал», членом правления которого я являюсь, давно этим вопросом занимается. Тяжбы идут постоянно, но оспаривание в судах пока не дает результата. Нам непонятно, зачем нужно было закрывать информацию, чего государство этим добьется. Факт, что были массовые репрессии, доказан, количество репрессированных приблизительно известно, все опубликовано. Какую тайну может охранять это ограничение? Никакую. Раньше анкеты по репрессированным нам готовили по договору архивисты УФСБ и МВД, мы сами личные дела не смотрели. Теперь мы не можем помогать людям, которые ищут следы своих родных, пропавших в годы репрессий. Мы не можем продолжать выпускать мартиролог. А ведь это дело государственное: мы должны назвать имена тех, кого невиновными признало само государство.

- Десятый том будет посвящен российским немцам. Почему?

- По той же причине. По логике мы должны были выпускать лагерные тома, и поскольку это теперь невозможно, мы решили вернуться к давней идее. Первые проекты «немецкого» тома были составлены еще в 2003 году, но нам не удавалось к ним приступить. Этот том будет уникальным. Он будет готовиться совместно с немецкой национально-культурной автономией республики. Это единственный случай, когда мы можем подготовить документальный массив сами, без помощи госархивов. Немцы в течение восьми лет каждое лето проводят экспедиции по районам. Студенты, школьники, к слову, не только из Коми, записывают воспоминания немцев - жителей этого района. Одних воспоминаний у нас томов на пять, так что еще отбирать придется. Автономия знает немцев и их потомков, которые сейчас живут в республике. Эти люди могут рассказать о своих семьях. Для этого мы разработали специальные анкеты. Но хочу подчеркнуть: это рассказы добровольные, и, возможно, кто-то откажется.

- Такие случаи были?

- Пока нет. Но я знаю, что есть люди, которые к этому относятся настороженно. Однажды ко мне пришла бабушка. Она хотела узнать о своей семье, которая была на спецпоселении. Мы сидим с ней в комнате вдвоем. Она пересказывает историю шепотом. Я сначала не понял, почему, а она спохватилась: «На самом деле, почему шепотом? Боюсь». Многие до сих пор боятся, что то время может вернуться. Есть люди, которым очень тяжело вспоминать, они не хотят этого. Нам жаль, что, возможно, их семьи не попадут в наш том, но мы уважаем их мнение.

- Что еще будет в десятом томе, помимо рассказов людей?

- За 20 лет работы в «Мемориале», в нашем фонде «Покаяние» и в автономии накопился огромный архив. У вас за спиной на полках папки, там документы, которые люди сами приносили – копии справок из архивов, свидетельств о реабилитации. По сути, мы проводим исследовательский проект.

- Это для вас в новинку?

- В такой форме – да. Такого проекта по подготовке тома «Покаяние» в России не было, поэтому мы его и называем «народным». Мы очень рассчитываем на поддержку не только немцев, но также на районные власти, СМИ (они могут помочь найти и заинтересовать людей), студентов и волонтеров. Отклики есть, и это укрепляет нас в мысли, что мы правильно делаем. Люди начали приходить, вы сегодня - четвертая, например. Кто-то просит анкету заполнить, кто-то хочет узнать, где похоронен родственник. Теперь так каждый день.

Во время нашего разговора Михаил Рогачев отвлекался на телефонные звонки. Один из звонков был из Польши. Мужчина на том конце провода сообщил, что хотел бы приехать в Сыктывкар, чтобы разыскать место, где умер его дед. Его фамилию Михаил Рогачев нашел в одном из томов мартиролога за две минуты: «Да, вот он, умер в Сыктывкаре, тут половина семьи похоронена. Многим важно найти предков, поставить крест, оплакать их судьбу».

- Сколько уже собрали материала для «немецкого» тома?

- Мы только начали. Информация есть примерно о тысяче человек. А должно быть 12 тысяч – это цифра из отчетов середины 50-х годов, когда немцев стали снимать со спецпоселения. Реальная цифра намного больше. Подчеркиваю, что речь идет только о немцах, которые были на спецпоселениях именно как немцы. Это и «кулаки», и трудармейцы, и украинские немцы, вывезенные во время войны в Германию, а затем репатриированные, и эвакуированные из Ленинградской области, и высланные после войны из Латвии и Молдавии. Российские немцы, можно сказать, - самый несчастный народ, их репрессировали по нескольку раз. Сперва часть из них выслали как кулаков (немцы в Коми АССР занимали второе место среди раскулаченных), во время войны многих эвакуировали сюда из Карелии. После войны им в административном порядке продлевали срок на спецпоселении до пожизненного. Еще в трудармию загнали много народа. Поволжских немцев мобилизовали в Сибирь и к нам – на шахты в Воркуту, в Ухту на нефтешахты и радиевый промысел, лес рубить, Жешартский фанерный комбинат строить. Этих трудармейцев после войны демобилизовали и тоже оставили на вечное поселение. Но их в действительности больше, чем 12 тысяч.

- Значит, это будет не одна книга?

- Мы предполагаем, как минимум две. Наша книга – это не только списки фамилий, это статьи, документы, фотографии. У нас накопился архив воспоминаний, вещей. Это все история народа, который был репрессирован. Я бы даже сказал, что это был один из случаев геноцида в Советском Союзе. Народ был поставлен в такие условия, в которых не мог выжить. Он был лишен исторической родины. В наше время много немцев уехало, еще больше потеряло свою идентичность из-за смешанных браков.

- Каким тиражом выйдет том?

- Тираж мы постоянно уменьшаем: было две тысячи, сейчас полторы. Боюсь, нам придется ограничиться тысячей. Цены на бумагу растут, дорожают типографские услуги. Со следующего года планируем издавать электронную версию мартиролога. Бумажная версия обязательно нужна, мы ни в коем случае от нее не откажемся. Во-первых, потому, что много людей привыкло работать с книгой. Во-вторых, книга имеет особую ценность, мемориальное издание можно поставить на полку, хранить как семейную реликвию.

- Деньги на издание мартиролога выделяет республика. Этих средств не хватает на больший тираж?

- Коми - единственный регион в России, где существует государственная программа по увековечению памяти жертв политических репрессий. Всегда приходится обосновывать смету, доказывать. Сумма из бюджета потихоньку растет, но на увеличение тиража ее не хватает. Может, мы даже и согласились с тем, что не надо две тысячи экземпляров издавать.

- Мартиролог есть в продаже?

- Мы принципиально эти книги не продаем.

- Тогда как его люди могут получить?

- Приходите к нам, получите бесплатно. Если вам книга нужна для учебы или работы, если она для вас является ценностью, если там есть информация о ваших родственниках, мы вам ее дадим, просто для отчетности зарегистрируем, что вы взяли. Мы не только мартиролог публикуем, есть много других книг и статей.

- Бывает потребность в переиздании из-за того, что тиража не хватило?

- Пока хватало всем желающим. Но приходят люди, обижаются, почему их семью пропустили. Таких немного, приходится объяснять, что из-за ста-двухсот человек мы не можем переиздать том, извиняемся, берем документы в наш архив, чтобы они сохранились.

- Сложность в подготовке мартиролога связана только с закрытым доступом к архивам?

- Если говорить о степени серьезности, то это единственная проблема. За 15 лет, что работает фонд, всякое было, но республика помогает. Мы и сами деньги собираем. Благотворители – организации и простые люди - жертвуют безвозмездно средства на уставные цели, на экспедиции. Не могу сказать, что очереди выстраиваются, но благотворители есть, их список мы публикуем в каждом томе. Вот сейчас, например, рискуем попасть в число иностранных агентов по той причине, что у нас есть одно иностранное пожертвование: 3 тысячи рублей перечислила бабушка из Белоруссии.

- Вот и пошутили.

- Какие шутки? Белоруссия – суверенное государство, и это формальное основание для того, чтобы нас стали называть иностранными агентами. Конечно, я немного преувеличил, все-таки мартиролог – дело серьезное, каждое денежное поступление мы регистрируем.

- Когда будет готов том?

- Первая часть выйдет к концу следующего года.

- Можно ли сейчас говорить о том, какой теме будет посвящен 11-й том, и будет ли он вообще?

- Нельзя. В этом году мы выпустим четвертую книгу тома по Ухтижемлагу, сейчас мы ее сдаем в печать. И на этом мы полностью исчерпали нашу базу данных по лагерям. Больше по политзэкам материала не собрать из-за закрытых архивов, к сожалению. После «немецкого» тома, вполне вероятно, издание мартиролога придется свернуть, и даже не на половине, а в начале пути. Вот эта полка со всеми томами – только начало работы. Что такое 120 тысяч имен? Да, это самая большая база по России. Но только в одном воркутинском лагере общее число заключенных зашкаливало за миллион, из них примерно половина – это политзаключенные, люди, о которых должны рассказать мы. А лагерей в республике в разное время было 14. Самые большие – железнодорожные, там содержалось до 120 тысяч зэков одновременно. Севжелдорлаг строил «железку» от Котласа до Печоры, а Печжелдорлаг – от Печоры до Воркуты. Еще были спецпоселенцы, были украинцы (их называли «бандеровцами»), литовцы. Больная тема с «власовцами» - это те, кто по указу был осужден на 6 лет спецпоселения. В основном это советские военнопленные, которых после проверки заподозрили в сотрудничестве с врагом. Нас часто упрекают в том, что мы возвеличиваем предателей. Нет! Мы публикуем фамилии тех, кто реабилитирован, кого государство официально признало невиновными. Всю информацию мы проверяем. Есть политические заключенные, которые не реабилитированы, и по закону мы не имеем права публиковать информацию о них. Я знаю несколько случаев, когда политзаключенным было отказано в реабилитации, потому что нет документов, по которым можно было бы сказать, виновны они или нет. Например, был потрясающий случай, когда человека осудили по статье 58-1А как изменника Родины, дезертира и полицая, принимавшего участие в конфискации имущества у мирных жителей. Такие не реабилитируются. А дело в том, что осудили не того. В одной деревне жили два одногодка, которых звали одинаково, допустим, Иванов Иван Иванович. Оба оказались в окружении, но в разных частях. Один после окружения действительно пошел в полицию, и когда фронт подошел к его деревне, скрылся. Второй тоже вышел из окружения, был ранен, лечился в госпитале, воевал, и его арестовали. Он доказывал, что когда в деревне творились нехорошие дела, он лежал в госпитале, но документов не нашли. Свидетели говорили правду, но на другого человека, на другого Ивана Ивановича, а фотографии для опознания в деле не было. Это редкий случай. Людская судьба уникальна, она интереснее любого романа.

- Чем будет отличаться новый том от предыдущих?

- Структура принципиально та же: исследовательский, документальный и биографический блоки. Немного будет отличаться по оформлению. У нас был художник Аркадий Мошев, один из лучших книжных графиков республики, к сожалению, в этом году он ушел из жизни. Основной дизайн, разработанный Аркадием Васильевичем, мы сохраним, но новые иллюстрации будет кто-то другой рисовать. Мы начали издавать серию путеводителей «ГУЛАГ в Коми», это небольшие книжки, каждая из которых будет рассказывать о гулаговских страницах наших городов. Через месяц выйдет в свет первый выпуск об Инте. Ее оформляла Ольга Бушманова - москвичка, профессиональный художник. Нам очень понравились ее работы. И если она согласится, мы бы хотели, чтобы она с нами работала.

- Председатель «Покаяния» Марина Истиховская, до недавнего времени спикер Госсовета республики, поменяла место работы. В связи с этим будут ли изменения в структуре организации, и кто возглавит этот фонд?

- Это зависит от Марины Дмитриевны. По уставу председателем может быть любой человек, от должности это не зависит. Чуть больше года назад Марина Истиховская переизбрана председателем фонда на четырехлетний срок. Последний раз мы виделись неделю назад, она по своей должности подписывает проект сметы фонда на следующий год. Это была чисто деловая встреча, посвященная обсуждению проблем, о смене председателя речи не шло. Я так понял, что она не против остаться председателем фонда. Наш председатель – не «свадебный генерал». Марина Дмитриевна именно работает председателем (разумеется, на общественных началах). Так что вопрос о смене председателя учредителями и правлением не рассматривался. Незачем.