БНКоми начинает публиковать видео и стенограммы выступлений, состоявшихся в рамках проекта Experto Credite («Верьте опытному»). Первой вниманию читателей представляется лекция правозащитника Андрея Юрова «Права человека: современные вызовы». Андрей Юров - эксперт Совета Европы, член Экспертного совета при омбудсмене РФ, директор по стратегическому развитию Московской Хельсинкской группы, на днях также вошедший в Совет по правам человека при президенте России.

- Я что-нибудь попробую сказать, но в основном я буду намекать на то, чего я не скажу. И, соответственно, если кому-то захочется услышать поподробнее, вам нужно будет приложить для этого определенные усилия. То есть кроме всяких прочих организаций, кроме Московской Хельсинкской группы, Совета Европы и так далее, я представляю большую международную программу, которая называется «Международная школа прав человека и гражданских действий». Ее можно найти в интернете, если кому-то интересно все это узнать, можно попытаться попасть на наши программы: семинары, тренинги и так далее. Ни один такой семинар, по крайней мере, формально, в Сыктывкаре пока не проходил, хотя мы в разных странах и городах это проводим. Но тут все зависит от желания аудитории. Например, в это же время в прошлом году меня приглашали в Мурманск, меня приглашали во Владивосток, потом – в Чечню. Поэтому если будет кому-то что-то интересно по-настоящему, то это можно будет как-то реализовать. Я специально наверху написал свой Twitter, если кому-то захочется потом со мной связаться. Там, правда, почти ничего о правах человека нет, он очень своеобразный, я пишу всякую глупость в Twitter'е. Заодно можете полюбоваться, какую глупость могут писать международные эксперты в Twitter.

У меня к вам, на самом деле, вопрос. Вот вы пришли на лекцию, которая длится 30 минут, по правам человека. А что вы хотели услышать за 30 минут по правам человека? Совершенно серьезно, вот какие у вас есть малейшие ожидания от того, что можно произнести за это время? Есть вообще у кого-нибудь какие-нибудь ожидания, вопросы, вообще что-нибудь заранее? Понятно, что вы шли полюбоваться на какое-то экзотическое существо: возможно, оно там с хвостом, возможно, нет, есть рога или нет – это тоже вопрос отдельный. Но, тем не менее, кроме этого, какие были содержательные ожидания?

- О границах независимости в сегодняшних условиях.

- О границах независимости кого?

- Ну, о степени, об уровне независимости.

- Об уровнях независимости. Ага. Еще какие-то есть вопросы, ожидания?

- Обсуждение основных проблем.

- Основных проблем? Вы думаете, что основные проблемы можно за 30 минут обсудить? Я боюсь, что обсудить даже одну проблему за 30 минут невозможно. Ну, мы что-нибудь попробуем сделать, но я, честно говоря, сильно в этом сомневаюсь. И, тем не менее, может быть есть какой-нибудь очень острый вопрос или очень острая реплика из серии «Какого хрена?» или еще что-нибудь такое?

- Как с правами человека в России?

Фото Андрея Ретанова

- Ааааааа! Вы же знаете ответ. Блестяще! Все блестит, как у кота уши. Хорошо, хорошо, ладно. Давайте я попробую говорить всякие скучные вещи, а если у вас будут возникать по мере какие-то вопросы, то меня можно будет спокойно перебивать, без проблем, и задавать их. Значит вообще, если говорить о правах человека, я так понимаю, что здесь есть юристы в зале. А сколько у нас юристов в зале, можете поднять руки? До хрена юристов! Ну, это же прекрасно, прекрасно! Я, собственно, не собираюсь читать классическую лекцию о происхождении права, еще какой-нибудь фигни. Тем не менее, есть два больших подхода. Это подход философский, или идеологический, как хотите его называйте, который крутится вокруг неких базовых понятий. Таких, как «свобода», «справедливость», «человеческое достоинство». Есть некое представление о том, как все должно быть, и вот пытаются говорить, что вот это типа права человека, типа.

В этом смысле довольно любопытно происхождение самого английского термина «human rights». Знаете вы или нет, что до Второй мировой войны вообще такого термина не существовало? То есть этот термин появился после Второй мировой войны. Вы в любых учебниках, в любых книгах увидите совершенно другой термин про права человека. Там будет написано «rights of man». Ну, кто знает английский, тот, в общем, понимает, о чем я говорю, потому что по-французски «права человека» и «права мужчины», «les droits de l'homme» – это один и тот же термин. По-английски это стало двумя разными терминами. То есть «rights of man» уже никто не употребляет, сейчас все говорят «human rights». Хотя нельзя отдельно сказать «Эй ты, human!». Такого слова нет, есть «human» как кусочек словосочетания: «human being», или еще сейчас стало модно говорить «human resources». Нигде больше слово «human» не употребляется отдельно, как отдельное понятие.

Но это, так сказать, первый подход к правам человека – о том, как все должно быть в нашем сознании. Этот подход очень простой, который ряд юристов называют «позитивистским», есть другие всякие термины. Это о том, что права человека – это очень четкие нормы, нормы права. Причем, я бы даже сказал, стандарты. Вот вокруг этого крутится вся европейская мысль, которая так или иначе связана с таким органом, о котором вы все, наверное, слышали. Он называется Европейский суд по правам человека. Вот Европейский суд по правам человека – это как раз про стандарты. Это не дискуссии на тему «хорошо или плохо», «справедливо – не справедливо». Это очень четкие нормы, которые буквально можно измерить если не линеечкой, то, по крайней мере, приложив очень четкий критерий. Если обычного человека спросить, как он себе представляет словосочетание «справедливое правосудие», то почти всегда обычный человек в России говорит о том, что «справедливое правосудие» - это когда все по справедливости. Ну, то есть когда виновный наказан, невиновный – оправдан. Все должно быть по справедливости. С точки зрения Европейского суда все совершенно не так. Для Европейского суда справедливое правосудие – это только процедура. Это никогда не результат. То есть какой бы ни был результат, совершенно несправедливый, но если буква закона при процедуре была соблюдена, то правосудие считается справедливым.

Это очень сложно для славянского взгляда. Ну как же так, невиновного засудили, но процедура была соблюдена? Так правосудие справедливое или нет? Англичанин скажет: да, правосудие было справедливым. На процедуру жаловаться нечего. Европейский суд пожмет плечами и скажет: ну извините, но мы не являемся, надзорным, кассационным или каким-то еще органом, мы можем смотреть только на процедуру. Вот есть в «Европейской конвенции» статья шестая – «Право на справедливое правосудие». Вот там, прежде всего, речь идет об очень четких критериях. Открытость суда, доступность суда, не слишком высокая длительность суда, исполнимость решений суда и так далее, то есть набор очень четких критериев, которые буквально можно измерить. То есть суд доступен или не доступен, люди там стоят на улице и не могут войти либо могут. Он открытый или закрытый. Ну, понятно, что по каким-то делам суд должен быть закрытым, но имеется в виду в целом, может публика присутствовать, не может. Это прямо отмечается в любой карте наблюдений.

Вот сейчас есть большой такой проект международный, который называется «Комитет международного контроля за ситуацией с правами человека в Белоруссии». Я не знаю, кто-нибудь из вас следит за ситуацией в соседней стране, с которой вроде бы заключен пакт о союзном государстве. Вот там после 19-го декабря после выборов происходят всякие безобразия. И около 40 организаций нескольких стран создали такой вот комитет, куда входят и несколько организаций, которые я представляю. И в этот же день, 27 декабря, когда мы это создали, была создана «Международная наблюдательная миссия по ситуации с правами человека в Белоруссии». Вот я 27 декабря был главой этой миссии. В начале первых 15 дней находился постоянно в Минске, в том числе и Новый год встретил. Потом люди сменялись, разные люди возглавляли полевую группу, я периодически туда приезжал, пока 16 марта не был арестован в Минске. Мне было предъявлено уголовное обвинение, связанное с тем, что я незаконно нахожусь на территории республики Беларусь, так как уже давно нахожусь в списке нежелательных персон. Но как я могу узнать об этом списке – неизвестно, потому что ни на сайте нет этого списка, нигде. А никакой границы с Белоруссией нет вообще. То есть садишься в поезд, переезжаешь – это не как с Украиной, там никакой границы нет вообще. Каким образом я мог узнать 16 марта о том, что я с 4 марта (а у них 4 марта, значит, День милиции в Белоруссии) в этих таинственных списках – неизвестно. Но меня, естественно, арестовали. Потому что надо же проверить знал я или нет. Потому что если я знал, что я в списках, то мне должно быть предъявлено уголовное обвинение, и, соответственно, мне грозил срок от 5 до 7 лет лишения свободы. А если я не знал, то есть не был вовремя уведомлен, то, соответственно, мне грозило там единственно проведение ночи или парочки в «обезьяннике», но после этого – постановление об отказе в возбуждении уголовного дела.

Ну, мне, в конце концов, выдали постановление об отказе в возбуждении уголовного дела. Провел я там совсем немного, всего каких-нибудь 14 часов. Мне было довольно весело. Но с тех пор я невъездной в Беларусь. Но я остаюсь главой «Международной наблюдательной миссии по ситуации с правами человека в Белоруссии». Если кому-то интересно, что там происходит, можете на сайте набрать «Комитет международного контроля», там хренова туча в «Яндексе» высветится. Заодно я впервые в жизни после своего выдворения из Белоруссии попал в топ «Яндекса» и Googl'а. Это было уникальное событие, я целые сутки находился в топе, такого со мной еще ни разу не было. Так что вы можете набрать просто «Андрей Юров» и там все про Белоруссию узнать.

К чему я это говорю? Сейчас там продолжает работу наша «Международная наблюдательная миссия». Одна из функций ее – это наблюдение за судами. То есть после 19-го числа достаточно большое количество людей было арестовано, но некоторые арестованы административно, на сутки, а значительное количество, около 40 человек, было обвинено в уголовном преступлении, а именно в организации массовых беспорядков. Это отдельный вопрос, но мы сейчас говорим не только о содержании, о том, были ли массовые беспорядки и был ли факт всего этого кошмара. Мы, прежде всего, наблюдаем за процедурой. То есть люди, которые ходят на суды, они, прежде всего, имеют карту наблюдений и смотрят за процедурой: доступен ли суд, могут ли публика и наблюдатели входить, имеет ли возможность адвокат вызывать свидетелей и вызывается ли хоть один свидетель защиты или ни одного, ну и так далее. Есть простые процедурные вещи, то есть мы, подчеркиваю, не оцениваем содержание, мы не спорим, уголовные – не уголовные, и так далее. По крайней мере, не спорим в рамках этого наблюдения, для этого есть другие эксперты. Но мы оцениваем формальную процедуру. Соблюдается она или нет. Если процедура не соблюдается, то мы говорим, что Белоруссия нарушает международные нормы, международные стандарты. И, соответственно, автоматически, вне зависимости от содержания дела, мы объявляем суд не соответствующим международным стандартам, то есть несправедливым. И мы подаем соответствующему спецдокладчику ООН материал о том, что, извините, ваш суд не является в Белоруссии справедливым. Значит, нужны какие-то меры международного реагирования.

***

Вот этот подход, совершенно юридический, жесткий, по поводу норм и стандартов, он во многом изменил ситуацию. И это возникло исключительно после Второй мировой войны. Никаких международных прав и стандартов, связанных с правами человека, конечно, до Второй мировой войны не было. Поэтому, наверное, можно было бы буквально в нескольких словах поговорить о том, как вообще права человека возникли. Не право, а именно права человека. Понятно, что если аккуратно смотреть на словосочетание «права человека», то вы заметите здесь три элемента, правильно? Права человека. Права человека, три элемента, нет? Права человека, три элемента! Нет? Два? Три? Один? Гипотезы есть какие-нибудь? Кто умеет считать до трех? Или математика не входит в курс высшего учебного заведения? Так, права человека! Сколько элементов вот в этом словосочетании? Сколько? Два? Три? Три!

- Права, человек, права человека.

- Ну, в общем, практически так, но я по первому образованию физик. Поэтому для меня всегда, если существует два объекта, существует три объекта. А именно никогда не существует двух объектов без взаимодействия между ними. Никогда! То есть всегда между двумя объектами существует некое взаимодействие. Всегда! Всегда есть некое поле. Какую-нибудь школьницу десятого класса до глубины души потрясает, что абсолютно все мальчики на этой планете находятся с ней в гравитационном взаимодействии. Абсолютно все мальчики на этой планете гравитационно с ней связаны. Они, значит, притягиваются друг к другу соответствующей силой. Ну, точно также для мальчиков абсолютно все девочки на этой планете находятся в состоянии гравитационного взаимодействия. Кстати, это очень хороший повод познакомиться в транспорте, сказать: «А вы знаете, что мы с вами находимся в силах гравитационного взаимодействия?». Это ж прекрасно! Есть повод, о чем поговорить, в общем. Это же очевидный факт, то есть нет двух существ, которые не находились бы в таком положении. И поэтому понятно, что когда мы говорим о правах человека, то мы можем с одной стороны говорить о феномене человека, потом мы можем говорить о правах. Права в смысле «rights». И мы можем говорить про некое взаимодействие.

По поводу человека ситуация очень сложна. Я, к сожалению, не могу даже пяти минут этому уделить, но я специально это скажу, прежде всего, для юристов, чтоб у вас была возможность подумать. Когда мы очень часто читаем разные юридические документы, особенно международные, особенно связанные с правами человека, есть одна проблема. Проблема вот какая: нет никакого юридического определения слова «человек», вообще никакого. То есть нет никакого способа отличить человека от не человека. Ну а то, что уже сейчас есть некоторые по этому поводу проблемы, скажем, с умершими сразу после рождения детьми и так далее, реальные юридические казусы – это дна ситуация. Другая ситуация связана с тем, что в ближайшие 15-20 лет, смею вас заверить, появятся человеческие клоны, и мы встанем перед проблемой, являются ли эти существа людьми. Точно также, скажем, появится искусственный интеллект, и встанет вопрос о том, а на него распространяются этические нормы или нет? То есть, я думаю, через 20-30 лет встанет очень серьезный вопрос о том, что такое человек. Потому что никакого определения, подчеркиваю, юридического, нет вообще.

Если вы помните, если кто-то жил в свое время в античных Афинах... Из вас кто-нибудь жил когда-нибудь в античных Афинах, нет? То, может быть, вы были знакомы с такими людьми, как Сократ и Платон. И вот однажды Сократ задал вопрос: «Что такое человек?». И Платон сразу нашелся, он сказал: «Двуногое без перьев». На что Сократ на следующий день притащил ощипанного петуха, бросил к ногам Платона и сказал: «Полюбуйся: твой человек». На что Платон тут же опять нашелся и сказал: «Конечно, двуногое без перьев, но с плоскими ногтями». Сократ, правда, уже не стал уплощать с помощью молотка когти петуха, но ситуация довольно любопытна, потому что для античного мира действительно, с точки зрения соблюдения прав и свобод человек был двуногим без перьев. То есть имеется в виду, что человек обладал правами и свободами только в силу принадлежности к какой-то социальной группе. И, например, более страшное наказание, чем смерть, было изгнание, потому что изгнание лишало вообще всех человеческих прав. Человек как человек не обладал никакими правами и свободами вообще.

Вот, кстати, во многих древних сообществах человек как существо не обладает никакими правами и свободами. А обладает ими постольку, поскольку он принадлежит к какому-то племени, к какому-то роду, к чему-то еще. Вообще человек лишен всяких прав и свобод. И вообще, представление о том, что человек, любой, должен быть наделен набором каких-то прав и свобод – это идея довольно новая. И мне кажется, очень жаль, что этой штуке очень мало уделяется внимания как на юрфаках, так и на других факультетах, потому что феномен возникновения человека вообще как индивидуального существа, отделенного от рода, это совершенно новая штука. Точно так же как права всегда возникали на границах. Я не буду сейчас перечислять все эти границы, когда либо мы ограничиваем власть государства, либо государство ограничивает нас. Но я лишь хочу, чтобы вы взглянули на права, как на феномен именно пограничья. То есть мы никогда с вами не будем говорить о том, что у нас есть право или нет прав, если никогда не сталкивались с их ограничениями. Например, никто никогда не скажет, то есть не напишет в Конституции, что у человека есть право прыгать на одной ножке, потому что мы никогда не сталкивались с ограничением прыганья на одной ножке. Или никогда не будет написано в Конституции, что никто не имеет права бегать на четвереньках и лаять по-собачьи, потому что мы никогда не сталкивались с этим ограничением. То есть мы в качестве реальных прав записываем только те, с ограничением которых мы уже столкнулись. Либо мы пытались что-то сделать, а власть нам не дала, либо наоборот: мы сидели мирно дома, а власть врывалась к нам с автоматами, кидала всех на пол и пинками распинывала, проводя обыск. Понимаете, да? Мы всегда сталкивались с этой границей. Либо граница вторгалась к нам, в том числе, в наше тело, либо мы хотели что-то сделать, мы хотели реализовать свою свободу, и нам не давали это сделать. Например, мы хотели выйти на мирную монстрацию, просто прикольную, нам говорили: хрен вам, не видать вам никаких монстраций и не будете вы в виде драконов гулять по улицам Сыктывкара! И вот в этот момент мы сталкиваемся с границей, то есть либо граница вторгается к нам, мы хотим ее отодвинуть, сказать: нет, это наша свобода, а ты, власть, там будь.

И вот этот феномен границы, он связан с очень многими вещами, фундаментальными, о которых, безусловно, очень хотелось бы поговорить. И об ограничении власти внутри государства, и ограничении суверенитета вообще любых государств и превращения после Второй мировой войны темы прав человека в предмет международной озабоченности. Вот очень важный момент, например, что суверенитет отдельных государств после 45-го года ограничен. Мы живем в мире, когда суверенитет государств не абсолютен. Об этом опять очень не принято говорить в нашей части мира, я имею в виду вообще на Востоке. О том, что, на самом деле, если государство завтра провозглашает свой абсолютный суверенитет, оно должно тут же выйти из ООН, немедленно. Тут даже в уставе ООН, не в 45-году в Декларации прав человека, а в уставе ООН очень четко написано: то, что происходит в стране, в сфере прав человека, в том числе геноцида, это всегда предмет озабоченности международной общественности, а не внутреннее дело государства. Внутреннее дело государства – экономические какие-то барьеры, не знаю, политика ввоза-вывоза, проблема акцизов, даже налоги любые. Но права человека – никогда не внутреннее дело. Потому что опыт Второй мировой войны показал, что в тот момент, когда грубо и массово права человека начали нарушаться нацистской Германией, вмешаться можно было, у Германии не было никакой армии. Но никто не имел права это делать, потому что в рамках Лиги наций это было невозможно. Вмешаться можно было, когда Гитлер уже на кого-то напал в 39-м году, в общем уже было поздно, Гитлер уже обладал самой мощной армией в Европе, уже никто его не в состоянии был остановить.

Кстати, вопрос: вы знаете социальные группы, которые тотально начали уничтожаться уже с 33-го года в нацистской Германии? Просто ради интереса. Именно уничтожаться, не подвергаться дискриминации, как евреи, а именно уничтожаться прямо с 33-го года? В курсе, нет? Ну так, просто для интереса. Это различные виды больных и инвалидов, включая психических больных, и это так называемые люди ЛГБТ, сексуальные меньшинства. То есть уже с 33 года началось массовое их уничтожение. В начале их свозили в концентрационные лагеря, многие уже умирали в этот момент, а потом уже заработала машина смерти. Пока речь не шла даже о политических оппонентах или там об этнических группах. Речь шла поначалу об истинных арийцах, которые каким-то неугодным образом отличались, по мнению нацистов, от основной массы. Потом уже начались другие этнические группы. Потом уже начались другие политические группы, ну а потом ситуация уже стала ужасающей. Это еще один мой любимый вопрос, раз уж мы про Вторую мировую заговорили, знаете ли вы какого числа Советский Союз вступил во Вторую мировую войну? Кто-нибудь знает? Вообще, здесь есть историки? Нет, ни одного? Кто-нибудь знает какого числа Советский Союз вступил во Вторую Мировую войну? Ужасно интересный вопрос для нашей личной памяти. 17 сентября 1939 года на стороне Гитлера, перейдя границу Польши и начав громить польскую армию, ну просто для интереса. При этом когда Польша была оккупирована, 48 % Польши достались Гитлеру, 52 % - Сталину. Ну, так для интереса, кто на кого напал. Где это в наших учебниках истории написано, как была разделена Польша между Гитлером и Сталиным? Интересно же. Так что вначале Советский Союз был на стороне Гитлера в войне, а только потом перешел на сторону антифашистской коалиции. Просто так случилось. Но мы же не знаем своей истории. Нам же наплевать на нее, поэтому многое с нами происходит соответствующим образом.

Так вот, вторжение во внутренние дела государства, если там массово нарушаются права человека – это общее место, это принцип, на котором устроена ООН, на котором построено ОБСЕ (Организация безопасности сотрудничества в Европе), на котором построен Совет Европы и многие другие принципы. То есть это принцип вмешательства. Принципиальный момент, да? И это новый миропорядок. Поэтому если какое-то государство не хочет, чтобы по поводу прав человека вмешивались, оно, безусловно, должно выйти из ООН и всех других международных организаций. Единственный путь абсолютного полного суверенитета, как он понимался даже еще в начале ХХ века. По поводу взаимодействия между правами и человеком нужно говорить, прежде всего, про феномен права. Право, которое по-английски будет звучать «the law». То есть это некая система норм и ценностей, которая в принципе позволяет людям сосуществовать, договариваться. Это не абсолют, иногда право бывает очень дурным. Вопрос только в одном: что действует – закон права или закон силы? Потому что в любом обществе и, кстати, в любом коллективе, где не действует закон права, там начинает действовать закон силы. Всегда. Просто в силу ряда психологических особенностей человеческих существ.

Возникает ситуация в точности как в любом диком прайде любой дикой природы. И это мы можем прекрасно наблюдать, потому что, с моей точки зрения, право реально не действует в тюрьмах, право реально не действует в армии, право реально не очень действует во многих детских коллективах. Я имею в виду, когда они не формально сидят на уроках, а когда они после уроков начинают по полной программе бить того, кто носит не совсем ту прическу или говорит чуть более писклявым голосом, чем все остальные. И более того, не бить его нельзя, потому что если ты его не ударишь хотя бы раз, то ты нарушаешь конвенцию, тогда ты тоже вступаешь в разряд тех же самых неприкасаемых, которых надо бить. Так устроены все дикие сообщества и человеческое прежде всего. И, я бы сказал, детское прежде всего. Ну, это тема отдельной лекции о так называемом глубинном или гуманитарном антифашизме, которая, возможно, когда-нибудь состоится и в этом славном городе.

***

Последние несколько слов, потому что мне хочется оставить время и для вопросов. Это, во-первых, тема прав человека и демократии, ну и прав человека и власти. Очень часто говорят, что права человека и демократия – это типа про одно и то же. Я очень сильно в этом сомневаюсь. Потому что если вы почитаете любые книжки о демократии, опять же до Второй мировой войны, то вы увидите, что прежде всего демократия всегда воспринималась как власть большинства. То есть считалось, что большинство, оно же должно хорошо жить и хорошо быть устроено. И поэтому считалось, что оно автоматически право, потому что оно ведь не выберет дурных правителей. Проблема заключалась как раз таки в том, что обнаружилось, что власть большинства очень опасна для любых меньшинств. Вот есть разные меньшинства и большинство может сотворить с этими меньшинствами все что угодно – от уничтожения отдельных выдающихся персон, что происходило на протяжении истории, когда отдельных выдающихся людей уничтожали, сжигали и так далее, и так далее. Причем по воле большинства. Большинство рукоплескало, обычно очень радовалось этому. Просто в восторг приходило от того, что «наконец-то этого выродка на костре сейчас сожгут». Народ очень радовался, потому что это всегда публичное чудесное развлечение для города. Детей подсаживали посмотреть, чтобы лучше видели, как все это происходит. Это ж очень прикольно.

И обнаружилось это опять же на примере Гитлера, который, как мы знаем, пришел к власти совершенно законным путем, более того, не было даже вбросов бюллетеней, не было административного ресурса, потому что нацистская партия не была тогда у власти. Понимаете, не было всего того, что есть в наших любимых странах при выборах. И Гитлер честно пришел к власти, абсолютно честно, настолько честно, что сейчас даже поверить нельзя, что такие честные выборы могут быть. С точки зрения процедуры все было прекрасно, и большинство действительно хотело нацистской партии у власти. Это была правда. Вопрос в том, что потом произошло, да? И вот возникает вопрос: что же делать с большинством, которое хочет уничтожать меньшинства? Оно действительно хочет их уничтожать. Ну не всегда, но иногда хочет. И насколько мы понимаем, что мы принадлежим к самым разным меньшинствам? Насколько мы понимаем, что самое большое меньшинство в Российской Федерации – это мужчины? Самое большое меньшинство. И если вдруг в один прекрасный момент все женщины между собой договорятся, то у нас будет парламент, правительство и так далее, полностью состоящие только из женщин. Этого, правда, никогда не случится то ли к счастью, то ли к сожалению. Но в принципе это возможно. Точно так же, как абсолютное меньшинство – это молодежь. Внутри молодежи абсолютное меньшинство – это студенты. При любом референдуме «Кому давать деньги: студентам или пенсионерам?», смею вас заверить, пенсионеры будут побеждать. Их намного больше, чем вас.

Понимаете, мы сами не осознаем, к какому количеству меньшинств мы по самым разным признакам принадлежим. Мы всегда думаем, что мы в большинстве, это не так. Если завтра в Российской Федерации будет референдум о том, чтобы все ядерные отходы (а вы знаете, что мы единственная страна в Европе, где разрешен ввоз ядерных отходов на территорию страны, мы объявлены всемирной ядерной свалкой) хоронить именно на территории Коми республики, смею вас заверить, что все остальные регионы проголосуют «за». Не потому что они вас не любят. А потому что лишь бы не у них, понимаете, да? Если вообще начать решать многие проблемы методом большинства, то начнется настоящий кошмар. И вот тогда возник вопрос: «Что же делать?» Что делать, как остановить это большинство? И вот тогда была придумана международная система прав человека, которая должна стать щитом между большинством и разными меньшинствами, в том числе одним единственным человеком. А вот это и есть конструкция прав человека. То есть это такая специальная придумка, чтобы по большому счету защитить человека от демократии. Не только от тоталитаризма, но и от демократии тоже. Потому что демократия бывает нестерпима, когда большинство начинает решать, что нам делать. Причем ладно, когда оно решает по поводу налогов или чего-то там еще. Но когда оно решает, жить нам или умирать, пытать нас или нет, отбирать у нас последнее жилище или нет, тут уже начинается кошмар, да? И в этом смысле «права человека» - это не про счастье, это про то, чтобы не было кошмара.

То есть «права человека» - это очень маленький набор прав и свобод, который просто позволяет нам выжить. Фундаментальные права – это очень небольшой набор. Это не про социальные блага, это чтоб нас не убивали, не пытали, чтобы нас не содержали в рабстве, чтобы нас не арестовывали просто так без санкции суда или прокурора, чтобы мы могли защищаться в судах и так далее. Это очень маленький набор фундаментальных истин и все, по большому счету. Все остальное – это уже идеи отдельных государств, которые большие, хорошие и так далее, могут блага разные предоставлять своим гражданам. Но права человека были придуманы именно для этого, для того, чтобы не было вторжения. Поэтому права человека вообще конструируются как отношения между человеком и властью, а не между двумя людьми. Просто по определению. Это всегда очень трудно понять, особенно когда я работаю с юристами. У меня возникает двойная ситуация: либо они это сразу понимают, либо дискуссия происходит в течение нескольких часов, потому что одни и те же права, вроде бы связанные с нарушением прав человека, признаются правами человека и нет. В зависимости от того, кто нарушител