Асе Казанцевой 34 года. Она – нейробиолог по образованию, а сейчас – научный журналист, лауреат премии «Просветитель», автор трех книг-бестселлеров о человеческом мозге и поведении. Корреспонденту БНК удалось пообщаться с Асей во время ее визита в Сыктывкар. Она рассказала, почему решила стать популяризатором науки и выступила против закона о просветительской деятельности, и объяснила, из-за чего люди склонны выбирать лженауку.

Фото Марии Кармановой

Вторую магистерскую степень Ася Казанцева получала по молекулярной нейробиологии в университете Бристоля (Великобритания). В английской системе все магистратуры длятся год, практически без каникул и выходных. Первые шесть месяцев все шло как обычно. В марте 2020-го наступила пандемия, и планы студентов были нарушены – из-за локдауна в Великобритании продолжать обучение пришлось в дистанционном режиме.

– Вы занимались волонтерской деятельностью при исследовании ковида?

– Это было, когда я училась в Бристоле, но находилась в России. Я пыталась взять академ, но мой стипендиальный фонд Chevening был против, это не входило в их правила. То есть, если вы студент 2019-20, то в 20-м году вы должны закончить обучение в любом случае. А мне хотелось вернуться в Бристоль. Во-первых, чтобы получить лабораторный опыт, ради которого я во все это ввязалась, во-вторых, у меня тогда был там роман.

Поэтому я пошла волонтерить в коронавирусный проект. Мы исследовали свертываемость крови при ковиде. И это послужило сильным аргументом для моей стипендии. У меня брали интервью представители фонда про то, как героически их студенты борются с коронавирусом. Я рассказывала, как в защитном костюме, каждый день с полуночи до 8 утра, без выходных, меряю свертываемость крови. И все бы, говорю, хорошо, только Chevening мне не разрешает вернуться обратно в Бристоль. В итоге Chevening изменил свои правила. Раньше академ можно было брать только в одном случае – по беременности. Теперь добавилась еще одна причина – «если вы боретесь с коронавирусом».

– До пандемии вы говорили, что вам нравится учиться. Как дела обстоят сейчас?

– Сейчас планы не очень определенные. История с Бристолем пошла совсем не по плану, и в некоторой степени привила мне отвращение к труду. Сейчас я опять не очень понимаю, кем стану, когда вырасту. Я – командный игрок, люблю работать с людьми, у которых можно чему-то учиться. Несколько лет назад я всерьез думала «мигрировать» в науку. Я все время колеблюсь между нейробиологией и психологией. Непонятно, как выбирать, поэтому одна моя магистратура была по экспериментальной психологии, а другая должна была быть по лабораторной биологии. Я хотела понять, что мне больше заходит. Но в итоге все пошло настолько не по плану, что сейчас мне вообще ничего не заходит.

Ближайший год я намерена ничего не делать, про возможную аспирантуру подумаю в следующем году. Скорее всего, это будет экспериментальная психология. Но может быть, никакой аспирантуры не будет. У меня не особо выражена собственная исследовательская мотивация. Мне кажется, что мы, человечество, и так тонем в океане информации. Существует пропасть между научным знанием, накопленным учеными, и тем, что знает широкая общественность. И, как популяризатор, я работаю над тем, чтобы эту пропасть сокращать. Если я буду заниматься научной деятельностью, то буду эту пропасть расширять. Это вызывает когнитивный диссонанс.

При этом мне хочется получить научную степень, потому что это откроет возможность преподавать в университете. Мне хотелось бы делать почти научно-популярные, базовые учебные курсы по выбору для первокурсников о нейробиологии и о когнитивных науках.

– С 1 июня вступит в силу закон о просветительской деятельности. Вы подписались против его введения под открытым письмом среди других 400 человек. Есть петиция, где собраны подписи от еще 50 тысяч человек. Что с этим законом не так?

– Проблема в том, что сам закон и дополняющий его проект содержат настолько невнятные формулировки, что вообще никто не понимает, как это будет реализовываться, что будет можно, а что нельзя. В последнем варианте сказано, что заниматься просветительской деятельностью могут только люди, которые имеют два года соответствующего релевантного опыта работы. При этом никак не определено, что имеется в виду. В такой формулировке это означает, что у нас никогда не появятся новые популяризаторы науки. То есть я продолжу свою деятельность, а новенькие прийти не смогут. В этом смысле закон мне даже может быть выгоден, потому что спасает от конкуренции.

Также не смогут заниматься просветительской деятельностью несовершеннолетние. Это немного странно. Это означает, к примеру, что если вы школьник и съездили на международную олимпиаду, и хотите рассказать об этом своим одноклассникам, то вроде как по закону вы не вправе это делать.

Еще эта странная история про два года профильного опыта, про которые никто ничего не понимает, означает, к примеру, что ветеран не может прийти к школьникам и рассказать о том, как воевал – он же не имеет двух лет профессиональной деятельности рассказов про то, как воевал.

Возможно, этот закон довольно специфическим образом повлияет на мою деятельность. Дело в том, что она состоит из двух аспектов. С одной стороны – общественно-полезная деятельность, когда меня зовет какая-нибудь школа, библиотека или университет, чтобы я рассказала студентам о научной журналистике, как писать научно-популярные книжки, как читать лекции, зачем для этого получать биологическое образование. Это происходит, как правило, бесплатно. С другой стороны, мой основной источник заработка – это корпоративные лекции, когда меня зовет какой-нибудь банк или корпорация, и говорит: «Порассказывай нам интересных баечек про мозг». Похоже, что закон запретит мне первую часть, но при этом не запретит вторую. То есть денег у меня по-прежнему будет много, но общественно-полезную деятельность я вести уже никакую не смогу. Ну, что ж…

– Как вы думаете, почему в последнее время развился широкий интерес к науке, стал популярен научпоп (по свежим данным ВЦИОМ, интерес проявляет 60% россиян)? И почему развелось так много шарлатанов?

– Вы совершенно справедливо объединили эти два вопроса. Люди хотят понимать, как устроен мир, они растеряны из-за огромного массива информации. Поэтому есть огромный спрос на простые и понятные объяснения. Если образование получше и человек способен включить голову, тогда ему нравятся объяснения, имеющие отношение к реальной науке, основанные на объективных исследованиях и фактах. Им нравится, когда популяризатор дает ссылки на конкретные исследования, которые тут же может проверить любой желающий.

А бывают люди, которым все это сложно. Они формируют спрос на совсем простые объяснения. А лженаука и шарлатанство чем психологически привлекательны? Тем, что позволяют совсем ничего не понимать и не вникать. Вместо того чтобы разбираться, почему Земля круглая, как она вращается вокруг Солнца по вытянутой орбите, откуда смена времен года и так далее, достаточно сказать: Земля – плоский диск. Вместо того чтобы вникать в принципы действия вакцин, разбираться, почему иммунной системе требуется время на создание антител, и ее необходимо знакомить с опасностями заранее, можно просто сказать: не доверяем мы этой вашей химии! Вместо того чтобы аккуратно исследовать, существуют ли какие-то воспроизводимые отличия в интеллекте мужчин и женщин, и если да, то связаны ли они с биологией или определяются воспитанием, можно просто заявить, что все бабы дуры. И сразу все понятно, от этого радостно и есть чувство превосходства.