В Сыктывкар на несколько дней приехал уроженец столицы Коми, известный музыкант, знаток средневековой музыки, композитор, автор учебников, педагог Владимир Молодцов, известный под псевдонимом Вилли. Он один из первых в России освоил волынку, создал в Санкт-Петербурге оркестр и собственную школу. О карьере и вдохновении, концертах и музыкальных вкусах он рассказал корреспонденту БНК.

Фото Николая Антоновского и Юрия Кабанцева

- Каждый год ты приезжаешь в Сыктывкар, не пропустив за 19 лет ни одного лета. Это дань родине?

- Во-первых, я приезжаю к родителям, потому что такая возможность у меня есть лишь раз в год, во-вторых, я здесь родился, и мне здесь нравится.

- Каждый год друзья и сыктывкарские поклонники ждут от тебя концерта, причем ты сам их к этому приучил. Без этого не можешь сам или очень просят?

- Все началось с тех самых пор, когда я только переехал в Питер. И, поскольку я играю ту музыку, которая в Сыктывкаре никогда не звучала, разумеется, мне было интересно ее показать. Поэтому я даю такие концерты последние лет девятнадцать. Вначале все это проходило в театре «Фантастическая реальность», потом я давал концерты по клубам. А несколько лет назад случилась такая история, что у меня были концерты с моим оркестром в Архангельске, и в Сыктывкар я приехал с волынкой и предложил режиссеру «Фантреальности» Ларисе Ивановой дать концерт в «Октябре». «Октябрь» оказался на ремонте, и Лариса предложила поехать «куда-нибудь в поля». Так родилась удивительная традиция играть на открытом воздухе. Она продолжится и в этом году, правда, дата, и время, и место никому еще не известны, даже мне. Мне есть что поиграть и показать – и новые мелодии, и новый костюм.

- И нож – скин ду (короткий нож, который прячется в правый гольф – БНК) - тоже новый?

- Разумеется. Это мой сценический костюм, который меня, в том числе, и кормит. У повара «сценический костюм» - фартук и колпак, у врача – белый халат, у дирижера – фрак. У человека, который играет на волынке, профессиональный костюм – шотландская форма.

- Когда ты почти 25 лет назад вступал на этот прекрасный путь, это было лишь увлечение или ты целенаправленно строил эту редкую карьеру?

- Целенаправленно. Я никогда не скрывал, что, когда еще учился в музыкальном училище по классу флейты, перспектив у меня, в общем-то, было немного: либо работать преподавателем в детской музыкальной школе, либо в театре оперы и балета, либо – как оно и вышло – в ансамбле «Асъя кыа». Но мне хотелось чего-то интереснее. Хотелось гастролей, гастролей, гастролей. Но я четко понимал, что стал заниматься музыкой слишком поздно – в 19 лет. А таким «возрастным» музыкантам не светит того, чего хотелось мне. У нас миллион музыкантов в стране. Но тех музыкантов, что у всех на слуху, тот же самый Мацуев (Денис Мацуев – выдающийся пианист – БНК) - единицы. Когда я это понял, то пришел к выводу, что надо играть на чем-то особенном, на чем еще никто у нас не играл. Собственно, с этого и началось мое увлечение средневековой музыкой – эта часть той политики, которую я вел сознательно. И, когда я узнал, что в Санкт-Петербурге есть школа старинной музыки, разумеется, я туда поступил и учился там играть на таких инструментах, как крумхорн, карнамус, шалмей. Вам это ни о чем не говорит, правда? Ну, а потом я пришел к волынке. Волынщиков тогда не было, и я понял, что если я буду практически единственным в стране, то этим просто грех не воспользоваться.

- Теперь у тебя своя группа, свой оркестр, плеяда учеников, авторские учебники и огромные перспективы…

- Да. Тогда я был третьим или четвертым волынщиком в стране. Сейчас у нас много концертов, гастролей: буквально меньше чем через три недели мы отправляемся на гастроли в Забайкалье, в Улан-Удэ, где будем выступать в компании Гребенщикова.

- Того самого Бориса Гребенщикова, плакаты которого четверть века назад красовались на стенах наших квартир и за чьими пластинками мы гонялись…

- В совместных концертах с ним я уже выступал несколько раз в Питере и Москве, несколько раз даже удалось пообщаться. Действительно, подумать только – это тот самый БГ!.. Когда-то мне приснился сон, в котором ко мне пришел Гребенщиков в сапогах и в романтической белой рубахе и сказал: «Володя, собирайся, пойдем на вокзал». И мы пошли, и я посадил его на поезд «Сыктывкар-Воркута». Очень смешной сон, практически сон в руку. А теперь да, выступаем в Улан-Удэ.

- Ну, ты с замиранием сердца выступаешь на таких концертах?

- Отнюдь, и даже не считаю это поводом для гордости. Знаешь, я недавно переслушивал некоторые его записи… Наверное, я немного повзрослел. Или постарел. Или поглупел…

- То есть переосмыслил?

- Переосмыслил. Слушал – и хватался за голову: как мне могло это нравиться?! Единственный период, который мне нравится до сих пор, - когда он работал с Сергеем Курёхиным, Царствие ему небесное. Тот период был действительно интересен – и по стихам, и, самое главное, по музыке. А вот сейчас я пытаюсь усиленно вспомнить те песни БГ, которые на слуху, и я вспоминаю только «Ну-ка, мечи стаканы на стол» и «Русский бродяга». Кстати, обе песни сочинены на ирландские народные мелодии.

- А знаменитый «Город золотой», который знают даже дети? Кстати, что это за история с музыкой Франческо де Милано и стихами, которые тоже не принадлежат Гребенщикову, как оказалось?

- Это отдельная долгая история, горячо мной любимая. Это не Франческо де Милано. Есть статья «История одной песни», можно погуглить и прочесть всю подноготную этой песни, раскопанную музыковедом. В общем, гитарист Владимир Вавилов собственную музыку выдал за авторство малоизвестных в России композиторов – и это прокатило.

- Тем не менее, эта мистификация подарила песне второе дыхание и долгую жизнь.

- Самое главное, что это явилось катализатором увлечения старинной музыкой по всему СССР. И еще знаменитая пластинка как раз с музыкой Франческо де Милано. Это было так ново и необычно: музыка 16-го века. Это, конечно, никакой не 16-й век, но именно после нее люди стали увлекаться старинной музыкой и, кстати говоря, я в том числе.

- Твоя мама – известная в свое время певица, исполнительница коми песен, ты сам знаешь коми язык…

- Уже не знаю, к сожалению. Понимал, когда жил здесь.

- Неважно. И вдруг ты, сын земли Коми, ныряешь с головой в шотландскую, ирландскую, средневековую культуру. Есть какие-то параллели, связи, ниточки между этими и коми культурой или это другая планета?

- Хм… Я об этом не задумывался. Может, и есть связи, но, мне кажется, я погрузился именно из-за новизны, резкого контраста.

- А по ту сторону границы тебя как пропагандиста шотландской культуры признают?

- Каждый раз, когда шотландцы приезжают в Петербург, а приезжают они часто, потому что несколько раз в году проходят шотландские праздники – это день святого Андрея в начале декабря, это день рождения Роберта Бёрнса в январе и день независимости Шотландии. Так вот, каждый раз приезжает в Петербург огромное количество шотландцев, и, когда я играю на волынке, подходят и начинают говорить со мной на английском языке с этим чудовищным шотландским акцентом…

- Ты понимаешь?

- Конечно, нет! У меня и так с английским неважно, а тут я вообще ничего, а они каждый раз удивляются, что, в общем-то, я не шотландец. А так – со многими шотландскими волынщиками я общаюсь, переписываемся с некоторыми.

- Ты отметился уже и в кинематографе. Играл у Германа?

- У Германа я не играл. Я писал там музыку, и не я один. Герману нужно было придумать музыку другой планеты, и когда он услышал моих волынщиков, то решил, что это как раз то, что нужно. Он показывал мне черновые варианты и говорил, где нужна музыка. Я написал около десяти мелодий. Часть была записана на волынках, часть на дудочках, а одну мелодию я играл на коми народной свистульке, которую купил в Сыктывкаре в магазине сувениров на Советской, и Герман сказал, что эта мелодия тут будет звучать точно! Потом это все долго тянулось, в последний раз мы созванивались за год до его смерти. А потом – бах – и Герман умер. Сам фильм я не смотрел. Те, кто смотрели, говорят, что это нечто страшное без музыки.

- А где ты снимался?

- В «Убойной силе», «Доме надежды» - вместе с Нагиевым и Меньшиковым. И еще консультировал Ярмольника в фильме «Бременские музыканты», где он как раз играл на моей волынке, показывал, как двигаться, держаться.

- Получилось у него?

- Не очень. Ходил, как не знаю кто. В нем не было… стати.

- Сколько у тебя сейчас юных учеников? И с какого возраста можно играть на волынке?

- Сейчас у меня рекорд: мой ученик занимается на ней с шести лет. Сейчас ему двенадцать, и он очень круто играет. А так у меня занимаются десять человек.

- Ты опытный педагог, а два года назад стал папой. Но девочки ведь на волынках не играют?

- Играют – легко и с удовольствием.

- А на чем будет играть твоя дочь?

- Пускай сама выбирает. Маленькое пианино у нее уже есть, буквально две недели назад она попробовала играть на флейте, и ей понравилось. Мы играли с ней дуэтом. Но заставлять я ее не буду.