Журналист и психолог Ольга Авдеева 25 лет прожила в Коми до отъезда в Калининград. Уже два года как она полностью посвятила себя эмоциональной помощи людям, в том числе участвовала в работе психологической службы горячей линии по коронавирусу. В ночную смену она принимала звонки от россиян со всей страны, которым нужна была поддержка из-за паники вокруг COVID-19. В интервью БНК для рубрики «Мы из Коми» Ольга Авдеева рассказала, с какими проблемами к ней обращались граждане, где острее всего ощущался «коронакризис» и чего людям не хватало в изоляции.

Фото предоставлено Ольгой Авдеевой

- Как давно вы переехали из Коми в Калининград?

- Я не уроженка Коми, но прожила в республике достаточно долго – 25 лет, а сейчас пошел мой второй год в Калининграде.

- Как это повлияло на вашу профессиональную деятельность?

- Скажу не преувеличивая, что мою профессиональную деятельность это изменило полностью. Я окончательно оставила журналистику и целиком ушла в психологию, в два ее направления. Я работаю в школе с детьми, имеющими особые образовательные потребности, и со взрослыми как логотерапевт (логотерапия - один из видов экзистенциальной психотерапии, основанный на поиске и анализе смыслов существования – прим. БНК).

- Почему решили принять участие в работе психологической службы горячей линии по «ковиду»?

- Тут, наверное, вопрос не в «почему», а в «для чего». Не буду скрывать, я делала это не только для служения, к чему психологи очень склонны, но и чтобы удовлетворить свой природный ненасытный интерес, узнать, как работают горячие линии, соприкоснуться с этим новым для себя форматом и открыть в себе какие-то новые профессиональные грани. К тому же это действительно уникально – горячая линия, в основе которой лежат принципы и правила логотерапии – терапии открытия смысла. Поэтому, когда от Высшей школы логотерапии Московского института психоанализа пришла рассылка с предложением стать волонтером горлинии, я раздумывала недолго, оценила свои силы и подтвердила согласие на работу.

- Сколько вы работали на линии?

- Около 3 месяцев.

- За это время сколько звонков и откуда вы получили?

- Количество звонков мне точно не известно, я их не считала. Наверное, около сотни было мне. Отовсюду: от Калининграда до Владивостока.

- Сколько обращений было в день?

- Я работала в ночную смену. Там была своя специфика – бесконечные повторные звонки людей с особенностями психического состояния, которое обострилось во время изоляции. Иногда это было пять звонков, иногда 15.

- Кто чаще всего звонил? С какими проблемами?

- В ночную смену звонили люди в меньшей степени с реальными экстренными ситуациями, а также люди, живущие в тех часовых поясах, где был день. В большей степени это те, кто не выдерживал одиночества и изоляции ночами. Проблемы были самые разные – от потери работы и начала жесткого дефицита денег в семье, когда без преувеличения нечем кормить ребенка, до невозможности получения медицинской помощи по причине нехватки машин скорой помощи. Но этим звонкам я была рада, поскольку они предполагали работу с кризисом, поиск решения конкретных проблем, контакт с человеком, применение знаний и умений.

- А труднее с кем было?

- Труднее было с людьми, психика которых сильно пострадала в изоляции и в ситуации неопределенности, вызванной пандемией. Ночь, контакт рвется, реакции неадекватные, бесконечные повторные звонки, невозможность задать структуру разговора, порой поток речи без смысла, агрессия такой силы, с которой я даже не сталкивалась, тяжелые состояния, суицидальные темы, состояния опьянения – вот это было для меня самым сложным, как и для остальных психологов. Но, к счастью, у нас было такое количество групп поддержки, что удалось выдержать до конца. С нами работали профессионалы высокого уровня, были группы, вебинары, рассылались методички. Конечно, без этого не выдержал бы никто. Такого количества вызовов времени, как ночами на этой горлинии в период изоляции, я, наверное, никогда не встречу больше. Думаю, что я стала другой. И уверена, что именно логотерапия помогала достучаться до людей, которые не справлялись. Мы не были отстраненными кризисными консультантами. Это всегда был разговор о ценностях, хотя бы его попытка, хотя бы надежда на возможность попытки.

- Как была выстроена ваша работа с обратившимися на линию?

- Звонки поступали операторам в Москве, затем перенаправлялись команде психологов, которая менялась каждые два часа. Мы были из разных городов, у нас было разное время. Мы сидели в гарнитурах и работали в свою смену со своих мобильных телефонов.

- Как психологи на линии держали связь друг с другом?

- Связывал нас общий чат в мессенджере, на котором появлялась нужная информация. На нем же мы и общались, поддерживали друг друга, иногда нужно было пошутить, иногда дать информацию по предыдущему звонку, по повторному обращению. Кроме того, перед глазами на ноутбуке был сайт по ковиду, методичка по работе с основными запросами, телефоны служб по России и регионам. Но за информацией звонили редко – ее ведь можно прогуглить и самостоятельно. Насколько я знаю, днем в основном звонили за информацией и советом. Пропуска, вызов скорой, пособия по безработице и так далее. В основном в мои смены звонили за поддержкой.

- Как вы справлялись с трудными, эмоционально выматывающими звонками?

- С трудными звонками я справлялась тяжело. Ведь трудные – это те, в которых лично ты ничего не можешь изменить. Например, что можно сделать, если симптомы ковида начались у беременной молодой девушки, ей плохо, но скорая не едет уже несколько часов и нет шансов, что она вообще доедет. Или когда женщина, мать-одиночка, говорит, что предприятие, где она работает, закрыли без сохранения зарплаты и из продуктов осталась только пачка пшенной крупы? Были обострения депрессий, когда тоже ничего не сделать. Я слушала, разговаривала, чтобы хотя бы побыть [рядом с ними]. Но нередко находились неожиданные решения, тогда трудный звонок становился победой. Весь вопрос в том, настроен ли сам человек на поиски решений. Иногда из совершенно бредовых вариантов вырастали отличные ресурсы.

- Было ли реальное ощущение паники среди граждан из-за коронавируса?

- Да, еще как было. Особенно, когда в Москве закончились скорые помощи, когда начал исчерпываться медицинский ресурс.

- Работа на линии выматывала физически и эмоционально?

- Да, изматывала очень сильно. Особенно когда выяснилось, что с такой нагрузкой, какую я сама себе поставила, вообще трудно выдержать напряжение. У меня сбился режим, появилась постоянная усталость.

- Как вы справлялись со стрессом во время этой работы?

- Конечно, я напоминала себе, ради чего я вообще на все это согласилась. И у нас были очень сильные группы поддержки с психотерапевтами с большим опытом такой работы. Мы придумывали себе способы защиты, выявляли ресурсы. Помогало и то, что в этих сменах я была не одна, мы друг друга поддерживали.

- На ваш взгляд, нужна была эта психологическая служба или можно было справится без нее?

- Да, безусловно нужна. И это не просто мое мнение. Нам звонили люди, которые говорили, что как бы их не информировали, как бы не консультировали, но важнее всего было человеческое отношение и включенность в ситуацию и личность человека. Вот этого не хватало реально в изоляции. Не хватало человеческого голоса и разговоров о главном. Потом наши постоянные клиенты так благодарили нас, рассказывали, что от звонка к звонку происходило улучшение не только ситуации, но даже и состояния. Хотя горлинии точно не работают, как терапия, не должны работать, а наша почему-то имела такой странный побочный эффект.

БНК