За зарплату «в конверте» сыктывкарский коммерсант получил штраф
Пожаловался на нарушение трудового законодательства у торговца посудой и лампами его сотрудник, которому неправильно выплатили отпускные.
Проверка прокуратуры подтвердила жалобу одного из работников на то, что индивидуальный предприниматель выплачивал подчиненным «серую» зарплату. Работник, получивший зарплату «в конверте», с которой не уплачиваются налоги и на которую не распространяются нормы законодательства, регулирующего трудовую деятельность и его соцобеспечение, не согласился с размером отпускных выплат. Сумму высчитали исходя из размера официальной части зарплаты, без учета «серой».
В результате проверки индивидуального предпринимателя привлекли к административной ответственности по ч. 1 ст. 5.27 КоАП и оштрафовали на 1000 руб. Также информация о недобросовестном работодателе отправилась в налоговую, сообщает региональная прокуратура.
Комментарии (41)
У меня был и продолжается, по факту трудовой спор. И не знаю когда закончится.
Есть Конституция , есть всенародноизбранный президент и есть суды, вот пусть они и напрягаются.
Сам получатель взятки в течении 5 лет обычно не догадывается, что это и за что эти деньги.
Минтруд рассказал, каким специалистам грозят сокращения в 2019 году. Об этом сообщают «Известия».
Больше всего увольнений ожидается в банковском секторе. Без работы могут остаться 30 тысяч человек, занятых в этой области. Это связано с сокращением числа кредитных организаций в стране. Эксперты напомнили, что в 2018 году Центробанк лишил лицензий больше банков, чем в прошлом.
Читайте также
Увольнение в подарок: банкирам и шоферам грозят сокращения
Также в группе риске оказались работники транспортной сферы. Сокращения коснутся 27 тысяч человек. Помимо этого масштабных увольнений ожидают в области производства электрооборудования, машин, стройматериалов и добычи ископаемых.
По оценке Минтруда, всего работы могут лишиться более 230 тысяч россиян. В ведомстве отметили, что прогноз сделан на период с 12 декабря по 12 марта. Данные основаны на опросе 46 тысяч организаций, где трудятся 12 миллионов человек.
19 декабря в Минтруде рассказали, что число официальных безработных в России может вырасти на 38 процентов — до 1,1 миллиона человек. Это связано с увеличением размера пособия по безработице и пенсионного возраста.
А суды видели, что приказа об увольнении работника не было, и выплат не было, а то ведь у Фемиды бывают со зрением проблемы, все-таки на глазах повязка, а в руках тяжелые весы. Может и не заметить, что приказа об увольнении и выплат не было.
Прям вспомнилась цитата из "Собачьего сердца": - Как же он(а) служил в очистке!?"
Неужели хотят дела Елены подвести под совершённые в момент, когда она не понимала значение своих действий?
Хитро ....
Ус****ся можно.
произвели на Швейка самое благоприятное впечатление: выбеленные
стены, черные начищенные решетки и сам толстый пан Демертини,
старший надзиратель подследственной тюрьмы, с фиолетовыми
петлицами и кантом на форменной шапочке. Фиолетовый цвет
предписан не только здесь, но и при выполнении церковных
обрядов в великопостную среду и в страстную пятницу.
Повторилась знаменитая история римского владычества над
Иерусалимом. Арестованных выводили и ставили перед судом
Пилатов 1914 года внизу в подвале, а следователи, современные
Пилаты, вместо того чтобы честно умыть руки, посылали к
"Тессигу" за жарким под соусом из красного перца и за
пльзенским пивом и отправляли новые и новые обвинительные
материалы в государственную прокуратуру.
Здесь в большинстве случаев исчезала всякая логика и
побеждал параграф, душил параграф, идиотствовал параграф,
фыркал параграф, смеялся параграф, угрожал параграф, убивал и
не прощал параграф. Это были жонглеры законами, жрецы мертвой
буквы закона, пожиратели обвиняемых, тигры австрийских
джунглей, рассчитывающие свой прыжок на обвиняемого согласно
числу параграфов.
Исключение составляли несколько человек (точно так же, как
и в полицейском управлении), которые не принимали закон
всерьез. Ибо и между плевелами всегда найдется пшеница.
К одному из таких господ привели на допрос Швейка. Это был
пожилой добродушный человек; рассказывают, что когда-то,
допрашивая известного убийцу Валеша, он то и дело предлагал
ему: "Пожалуйста, присаживайтесь, пан Валеш, вот как раз
свободный стул".
Когда ввели Швейка, судья со свойственной ему любезностью
попросил его сесть и сказал:
-- Так вы, значит, тот самый пан Швейк?
-- Я думаю, что им и должен быть,-- ответил Швейк,-- раз
мой батюшка был Швейк и маменька звалась пани Швейкова. Я не
могу их позорить, отрекаясь от своей фамилии.
Любезная улыбка скользнула по лицу судебного следователя.
-- Хорошеньких дел вы тут понаделали! На совести у вас
много кое-чего.
-- У меня всегда много кое-чего на совести,-- ответил
Швейк, улыбаясь любезнее, чем сам господин судебный
следователь.-- У меня на совести, может, еще побольше, чем у
вас, ваша милость.
-- Это видно из протокола, который вы подписали,-- не
менее любезным тоном продолжал судебный следователь.-- А на вас
в полиции не оказывали давления?
-- Да что вы, ваша милость. Я сам их спросил, должен ли
это подписывать, и, когда мне сказали подписать, я послушался.
Не драться же мне с ними из-за моей собственной подписи. Пользы
бы это, безусловно, не принесло. Во всем должен быть порядок.
-- А что, пан Швейк, вы вполне здоровы?
-- Совершенно здоров -- так, пожалуй, сказать нельзя, ваша
милость, у меня ревматизм, натираюсь оподельдоком.
Старик опять любезно улыбнулся.
-- А что бы вы сказали, если бы мы вас направили к
судебным врачам?
-- Я думаю, мне не так уж плохо, чтобы господа врачи
тратили на меня время. Меня уже освидетельствовал один доктор в
полицейском управлении, нет ли у меня триппера.
-- Знаете что, пан Швейк, мы все-таки попытаемся
обратиться к судебным врачам. Подберем хорошую комиссию,
посадим вас в предварительное заключение, а вы тем временем
отдохнете как следует. Еще один вопрос. Из протокола следует,
что вы распространяли слухи о том, будто скоро разразится
война?
-- Разразится, ваша милость господин советник, очень скоро
разразится.
-- Не страдаете ли вы падучей?
-- Извиняюсь, нет. Правда, один раз я чуть было не упал на
Карловой площади, когда меня задел автомобиль. Но это случилось
много лет тому назад.
На этом допрос закончился. Швейк подал судебному
следователю руку и, вернувшись в свою камеру, сообщил своим
соседям:
-- Ну вот, стало быть, из-за убийства эрцгерцога
Фердинанда меня осмотрят судебные доктора.
-- Меня тоже осматривали судебные врачи,-- сказал молодой
человек,-- когда я за кражу ковров предстал перед присяжными.
Признали меня слабоумным. Теперь я пропил паровую молотилку, и
мне за это ничего не будет. Вчера мой адвокат сказал, что если
уж меня один раз признали слабоумным, то это пригодится на всю
жизнь.
-- Я этим судебным врачам нисколько не верю,-- заметил
господин интеллигентного вида.-- Когда я занимался подделкой
векселей, то на всякий случай ходил на лекции профессора
Гевероха. Потом меня поймали, и я симулировал паралитика в
точности так, как их описывал профессор Геверох: укусил одного
судебного врача из комиссии в ногу, выпил чернила из
чернильницы и на глазах у всей комиссии, простите, господа, за
нескромность, наделал в углу. Но как раз за то, что я прокусил
икру одного из членов этой комиссии, меня признали совершенно
здоровым, и это меня погубило.
-- Я этих осмотров совершенно не боюсь,-- заявил Швейк.--
На военной службе меня осматривал один ветеринар, и кончилось
все очень хорошо.
-- Судебные доктора-- стервы!-- отозвался скрюченный
человечек.-- Недавно на моем лугу случайно выкопали скелет, и
судебные врачи заявили, что этот человек сорок лет тому назад
скончался от удара каким-то тупым орудием по голове. Мне
тридцать восемь лет, а меня посадили, хотя у меня есть
свидетельство о крещении, выписка из метрической книги и
свидетельство о прописке.
-- Я думаю,-- сказал Швейк,-- что на все надо смотреть
беспристрастно. Каждый может ошибиться, а если о чем-нибудь
очень долго размышлять, уж наверняка ошибешься. Врачи-- тоже
ведь люди, а людям свойственно ошибаться. Как-то в Нуслях, как
раз у моста через Ботич, когда я ночью возвращался от
"Банзета", ко мне подошел один господин и хвать арапником по
голове; я, понятно, свалился наземь, а он осветил меня и
говорит: "Ошибка, это не он!" Да так эта ошибка его разозлила,
что он взял и огрел меня еще раз по спине. Так уж человеку на
роду написано -- ошибаться до самой смерти. Вот однажды был
такой случай: один человек нашел ночью полузамерзшего бешеного
пса, взял его с собою домой и сунул к жене в постель. Пес
отогрелся, пришел в себя и перекусал всю семью, а самого
маленького в колыбели разорвал и сожрал. Или приведу еще
пример, как ошибся один токарь из нашего дома. Отпер ключом
подольский костел, думая, что домой пришел, разулся в ризнице,
так как полагал, что он у себя в кухне, лег на престол,
поскольку решил, что он дома в постели, накрылся покровами со
священными надписями, а под голову положил евангелие и еще
другие священные книги, чтобы было повыше. Утром нашел его там
церковный сторож, а наш токарь, когда опомнился, добродушно
заявил ему, что с ним произошла ошибка. "Хорошая ошибка! --
говорит церковный сторож.-- Из-за такой ошибки нам придется
снова освящать костел". Потом предстал этот токарь перед
судебными врачами, и те ему доказали, что он был в полном
сознании и трезвый,-- дескать, если бы он был пьян, то не попал
бы ключом в замочную скважину. Потом этот токарь умер в
Панкраце... Приведу вам еще один пример, как полицейская
собака, овчарка знаменитого ротмистра Роттера, ошиблась в
Кладно. Ротмистр Роттер дрессировал собак и тренировал их на
бродягах до тех пор, пока все бродяги не стали обходить
Кладненский район стороной. Тогда Роттер приказал, чтобы
жандармы, хоть тресни, привели какого-нибудь подозрительного
человека. Вот привели к нему однажды довольно прилично одетого
человека, которого нашли в Ланских лесах. Он сидел там на пне.
Роттер тотчас приказал отрезать кусок полы от его пиджака и дал
этот кусок понюхать своим ищейкам. Потом того человека отвели
на кирпичный завод за городом и пустили по его следам этих
самых дрессированных собак, которые его нашли и привели назад.
Затем этому человеку велели залезть по лестнице на чердак,
прыгнуть через каменный забор, броситься в пруд, а собак
спустили за ним. Под конец выяснилось, что человек этот был
депутат-радикал, который поехал погулять в Ланские леса, когда
ему опротивело сидеть в парламенте. Вот поэтому-то я и говорю,
что всем людям свойственно ошибаться, будь то ученый или дурак
необразованный. И министры ошибаются.
Судебная медицинская комиссия, которая должна была
установить, может ли Швейк, имея в виду его психическое
состояние, нести ответственность за все те преступления, в
которых он обвиняется, состояла из трех необычайно серьезных
господ, причем взгляды одного совершенно расходились со
взглядами двух других. Здесь были представлены три разные школы
психиатров.
И если в случае со Швейком три противоположных научных
лагеря пришли к полному соглашению, то это следует объяснить
единственно тем огромным впечатлением, которое произвел Швейк
на всю комиссию, когда, войдя в зал, где должно было
происходить исследование его психического состояния, и заметив
на стене портрет австрийского императора, громко воскликнул:
"Господа, да здравствует государь император Франц-Иосиф
Первый!"
Дело было совершенно ясно. Благодаря сделанному Швейком,
по собственному почину, заявлению целый ряд вопросов отпал и
осталось только несколько важнейших. Ответы на них должны были
подтвердить первоначальное мнение о Швейке, составленное на
основе системы доктора психиатрии Кадлерсона, доктора Гевероха
и англичанина Вейкинга.
-- Радий тяжелее олова?
-- Я его, извиняюсь, не вешал,-- со своей милой улыбкой
ответил Швейк.
-- Вы верите в конец света?
-- Прежде я должен увидеть этот конец. Но, во всяком
случае, завтра его еще не будет,-- небрежно бросил Швейк.
-- А вы могли бы вычислить диаметр земного шара?
-- Извиняюсь, не смог бы,-- сказал Швейк.-- Однако мне
тоже хочется, господа, задать вам одну загадку,-- продолжал
он.-- Стоит четырехэтажный дом, в каждом этаже по восьми окон,
на крыше -- два слуховых окна и две трубы, в каждом этаже по
два квартиранта. А теперь скажите, господа, в каком году умерла
у швейцара бабушка?
Судебные врачи многозначительно переглянулись. Тем не
менее один из них задал еще такой вопрос:
-- Не знаете ли вы, какова наибольшая глубина в Тихом
океане?
-- Этого, извините, не знаю,-- послышался ответ,-- но
думаю, что там наверняка будет глубже, чем под Вышеградской
скалой на Влтаве.
-- Достаточно? -- лаконически спросил председатель
комиссии.
Но один из членов попросил разрешения задать еще один
вопрос:
-- Сколько будет, если умножить двенадцать тысяч восемьсот
девяносто семь на тринадцать тысяч восемьсот шестьдесят три?
-- Семьсот двадцать девять,-- не моргнув глазом, ответил
Швейк.
-- Я думаю, вполне достаточно,-- сказал председатель
комиссии. -- Можете отвести обвиняемого на прежнее место.
-- Благодарю вас, господа,-- вежливо сказал Швейк,-- с
меня тоже вполне достаточно.
После ухода Швейка коллегия трех пришла к единодушному
выводу: Швейк -- круглый дурак и идиот согласно всем законам
природы, открытым знаменитыми учеными психиатрами. В
заключении, переданном судебному следователю, между прочим
стояло:
"Нижеподписавшиеся судебные врачи сошлись в определении
полной психической отупелости и врожденного кретинизма
представшего перед вышеуказанной комиссией Швейка Йозефа,
кретинизм которого явствует из заявления "да здравствует
император Франц-Иосиф Первый", какового вполне достаточно,
чтобы определить психическое состояние Йозефа Швейка как явного
идиота. Исходя из этого нижеподписавшаяся комиссия предлагает:
1. Судебное следствие по делу Йозефа Швейка прекратить и
2. Направить Йозефа Швейка в психиатрическую клинику на
исследование с целью выяснения, в какой мере его психическое
состояние является опасным для окружающих".
В то время как состоялось это заключение, Швейк
рассказывал своим товарищам по тюрьме:
-- На Фердинанда наплевали, а со мной болтали о какой-то
несусветной чепухе. Под конец мы сказали друг другу, что
достаточно поговорили, и разошлись.
-- Никому я не верю,-- заметил скрюченный человечек, на
лугу которого случайно выкопали скелет.-- Кругом одно
жульничество.
-- Без жульничества тоже нельзя,-- возразил Швейк,
укладываясь на соломенный матрац.-- Если бы все люди заботились
только о благополучии других, то еще скорее передрались бы
между собой.
Швейк отзывался об этом учреждении с необычайной похвалой.
-- По правде сказать, я не знаю, почему эти сумасшедшие
сердятся, что их там держат. Там разрешается ползать нагишом по
полу, выть шакалом, беситься и кусаться. Если бы кто-нибудь
проделал то же самое на улице, так прохожие диву бы дались. Но
там это -- самая обычная вещь. Там такая свобода, которая и
социалистам не снилась. Там можно выдавать себя и за бога, и за
божью матерь, и за папу римского, и за английского короля, и за
государя императора, и за святого Вацлава. (Впрочем, тот все
время был связан и лежал нагишом в одиночке.) Еще был там
такой, который все кричал, что он архиепископ. Этот ничего не
делал, только жрал, да еще, с вашего позволения, делал то, что
рифмуется со словом жрал. Впрочем, там никто этого не стыдится.
А один даже выдавал себя за святых Кирилла и Мефодия, чтобы
получать двойную порцию. А еще там сидел беременный господин,
этот всех приглашал на крестины. Много было там шахматистов,
политиков, рыболовов, скаутов, коллекционеров почтовых марок,
фотографов-любителей. Один попал туда из-за каких-то старых
горшков, которые он называл урнами. Другого все время держали
связанным в смирительной рубашке, чтобы он не мог вычислить,
когда наступит конец света. Познакомился я там с несколькими
профессорами. Один из них все время ходил за мной по пятам и
разъяснял, что прародина цыган была в Крконошах, а другой
доказывал, что внутри земного шара имеется другой шар,
значительно больше наружного. В сумасшедшем доме каждый мог
говорить все, что взбредет ему в голову, словно в парламенте.
Как-то принялись там рассказывать сказки, да подрались, когда с
какой-то принцессой дело кончилось скверно. Самым буйным был
господин, выдававший себя за шестнадцатый том Научного
энциклопедического словаря Отто и просивший каждого, чтобы его
раскрыли и нашли слово "переплетное шило",-- иначе он погиб.
Успокоился он только после того, как на него надели
смирительную рубашку. Тогда он начал хвалиться, что попал в
переплет, и просить, чтобы ему сделали модный обрез. Вообще
жилось там как в раю. Можете себе кричать, реветь, петь,
плакать, блеять, визжать, прыгать, молиться, кувыркаться,
ходить на четвереньках, скакать на одной ноге, бегать кругом,
танцевать, мчаться галопом, по целым дням сидеть на корточках
или лезть на стену, и никто к вам не подойдет и не скажет:
"Послушайте, этого делать нельзя, это неприлично, стыдно, ведь
вы культурный человек". Но, по правде сказать, там были только
тихие помешанные. Например, сидел там один ученый изобретатель,
который все время ковырял в носу и лишь раз в день произносил:
"Я только что открыл электричество". Повторяю, очень хорошо там
было, и те несколько дней, что я провел в сумасшедшем доме,
были лучшими днями моей жизни.
И правда, даже самый прием, который оказали Швейку в
сумасшедшем доме, когда его привезли на испытание из областного
уголовного суда, превзошел все его ожидания. Прежде всего
Швейка раздели донага, потом дали ему халат и повели купаться,
дружески подхватив под мышки, причем один из санитаров
развлекал его еврейским анекдотом. В купальной его погрузили в
ванну с теплой водой, затем вытащили оттуда и поставили под
холодный душ. Это проделали с ним трижды, потом осведомились,
как ему нравится. Швейк ответил, что это даже лучше, чем в
банях у Карлова моста, и что он страшно любит купаться. "Если
вы еще острижете мне ногти и волосы, то я буду совершенно
счастлив",-- прибавил он, мило улыбаясь.
Его желание было исполнено. Затем Швейка основательно
растерли губкой, завернули в простыню и отнесли в первое
отделение в постель. Там его уложили, прикрыли одеялом и
попросили заснуть.
Швейк еще и теперь с любовью вспоминает это время:
-- Представьте себе, меня несли, несли до самой постели. В
тот момент я испытал неземное блаженство.
На постели Швейк заснул безмятежным сном. Потом его
разбудили и предложили кружку молока и булочку. Булочка была
уже разрезана на маленькие кусочки, и в то время как один
санитар держал Швейка за обе руки, другой обмакивал кусочки
булочки в молоко и кормил его, вроде того как кормят клецками
гусей.
Потом Швейка взяли под мышки и отвели в отхожее место, где
его попросили удовлетворить большую и малую физиологические
потребности.
Об этой чудесной минуте Швейк рассказывает с упоением. Мы
не смеем повторить его рассказ о том, что с ним делали потом.
Приведем только одну фразу: "Один из них при этом держал меня
на руках",-- вспоминал Швейк.
Затем его привели назад, уложили в постель и опять
попросили уснуть. Через некоторое время его разбудили и отвели
в кабинет для освидетельствования, где Швейк, стоя совершенно
голый перед двумя врачами, вспомнил славное время рекрутчины, и
с его уст невольно сорвалось:
-- Tauglich! /Годен! (нем.)/
-- Что вы говорите? -- спросил один из докторов.--
Сделайте пять шагов вперед и пять назад.
Швейк сделал десять.
-- Ведь я же вам сказал,-- заметил доктор,-- сделать пять.
-- Мне лишней пары шагов не жалко.
После этого доктора потребовали от Швейка, чтобы он сел на
стул; один из них несколько раз стукнул пациента по коленке,
затем сказал другому, что рефлексы вполне нормальны, на что тот
покачал головой и сам принялся стучать Швейка по коленке, в то
время как первый открывал Швейку веки и рассматривал его
зрачки. Потом они отошли к столу и перебросились несколькими
латинскими фразами.
-- Послушайте, вы умеете петь? -- спросил у Швейка один из
докторов. -- Не могли бы вы спеть нам какую-нибудь песню?
-- Сделайте одолжение,-- ответил Швейк.-- Хотя у меня нет
ни голоса, ни музыкального слуха, но для вас я попробую спеть,
коли вам вздумалось развлечься.
И Швейк хватил:
Что, монашек молодой,
Головушку клонишь,
Две горячие слезы
Ты на землю ронишь?
-- Дальше не знаю,-- прервал Швейк. -- Если желаете, спою
вам:
Ох, болит мое сердечко,
Ох, тоска запала в грудь.
Выйду, сяду на крылечко
На дороженьку взглянуть.
Где же ты, милая зазноба...
-- Дальше тоже не знаю,-- вздохнул Швейк.-- Знаю еще
первую строфу из "Где родина моя" и потом "...Виндишгрец и
прочие генералы, утром спозаранку войну начинали", да еще пару
простонародных песенок вроде "Храни нам, боже, государя", "Шли
мы прямо в Яромерь" и "Достойно есть, яко воистину..."
Оба доктора переглянулись, и один из них спросил:
-- Ваше психическое состояние уже исследовали
когда-нибудь?
-- На военной службе,-- торжественно и гордо ответил
Швейк.-- Господа военные врачи официально признали меня полным
идиотом.
-- Сдается мне, что вы симулянт! -- обрушился на Швейка
другой доктор.
-- Совсем не симулянт, господа! -- защищался Швейк.-- Я
самый настоящий идиот. Можете справиться в канцелярии Девяносто
первого полка в Чешских Будейовицах или в Управлении запасных в
Карлине.
Старший врач безнадежно махнул рукой и, указывая на
Швейка, сказал санитарам:
-- Верните этому человеку одежду и передайте его в третье
отделение в первый коридор. Потом один из вас пусть вернется и
отнесет все документы в канцелярию. Да скажите там, чтоб долго
не канителились, чтобы он у нас долго на шее не сидел.
Врачи еще раз презрительно посмотрели на Швейка, который
пятился к дверям, учтиво кланяясь. На замечание одного из
санитаров, чего, мол, он тут дурака валяет, Швейк ответил:
-- Я ведь не одет, совсем нагишом, в чем мать родила, вот
я и не хочу показывать панам того, что заставило бы их
подумать, будто я невежа или нахал.
С того момента как санитары получили приказ вернуть Швейку
одежду, они перестали о нем заботиться, велели одеться, и один
из них отвел его в третье отделение. Там Швейка держали
несколько дней, пока канцелярия оформляла его выписку из
сумасшедшего дома, и он имел полную возможность и здесь
производить свои наблюдения. Обманутые врачи дали о нем такое
заключение: "Слабоумный симулянт".
Так как Швейка выписали из лечебницы перед самым обедом,
дело не обошлось без небольшого скандала. Швейк заявил, что
если уж его выкидывают из сумасшедшего дома, то не имеют права
не давать ему обеда.
Скандал прекратил вызванный привратником полицейский,
который отвел Швейка в полицейский комиссариат на Сальмовой
улице.
Если я приношу работодателю пользу, например, на 30 тысяч, а он платит за это 25 - я ему нужен, и он меня не допустит, чтобы я уволился. Не зависимо от того, платит он 25 лично мне или 17 мне, а 8 государству.
Тогда они за год получат одинаково, "белый" - 204 тысячи, "серый" - 200 тысяч.