«Молодежь Севера» при поддержке агентств БНКоми, «Комиинформ» и Финно-угорского портала продолжает публикации из цикла «Неизвестная республика». Очередная поездка – в деревню Плесо Прилузского района. Через несколько лет этой деревушки, возможно, не станет, а название ее будет стерто с карты. И сама она постепенно зарастет лесом либо превратится, как и многие умирающие населенные пункты, в дачный поселок – место отдыха бывших хозяев или рыбаков. Коренные жители уже дали согласие на переезд поближе к «цивилизации».

Фото Николая Антоновского

Потайное место

– В нашем поселении – семь деревень. Плесо – единственная за рекой, – рассказывает глава сельского поселения Спаспоруб Оксана Помысова. – Совхоз реорганизовали, и это сразу сказалось на уровне жизни. Людей почти не осталось. Кто может, уезжает хотя бы на зиму. С каждым годом у нас становится все хуже и хуже.

Оксана Помысова стала главой поселения примерно четыре года назад и сразу принялась поднимать вопрос о признании Плесо неперспективным населенным пунктом: медобслуживания нет, дорог нет, учреждений нет, работать негде. О пожарах, если вдруг вспыхнут, лучше даже не думать: как на тот берег переправить технику?

По описаниям, маршрут до Плесо кажется нехитрым: примерно в 140 километрах от Сыктывкара по трассе на Киров нужно свернуть по указателю на Занулье. Вы попадете на дорогу, которая километров через 20 приведет вас к другому указателю – «д. Ракинская». От нее до Плесо едва ли три километра будет. Пустячное расстояние, но оно может оказаться непреодолимым. Без лодки или проводника пускаться в путь не стоит.

В Плесо прописано 12 человек, но постоянно живут только четверо, да и то пенсионеры. Остальные плесовцы или их родственники бывают здесь наездами: приезжают на лето возделывать огород, отдыхать, рыбачить.

Деревня стоит на слиянии нынешнего и старого русел Лузы. Раньше тут ходили катера, сплавляли лес, паром доставлял на этот берег скот и технику, зимой была хорошая переправа. В послевоенные годы в Плесо находилось богатое отделение Спаспорубского совхоза; на заливных лугах откармливали молодняк; у каждой семьи было свое большое хозяйство, разная живность и огороды до 30 соток. В общем, жизнь кипела. Сейчас она замедлилась, как течение старого русла. Все вокруг ветшает, зарастает травой и деревьями. И только последние жители, из года в год совершая, словно ритуал, одни и те же действия (работы по хозяйству), стараются поддержать жизнь умирающей деревни.

Создать приемлемые условия муниципалитет не может. Согласие от жителей на переезд получено, район помог собрать необходимые документы, и сейчас все в ожидании ответа из «республики». Надежда попасть в республиканскую программу переселения из неперспективных населенных пунктов есть. В Спаспорубе уже провели межевание под строительство шести одноэтажных домов. Если все будет благополучно, прикидывает глава поселения, через два года люди смогут переехать.

Олексан

Оксана Помысова вызвалась проводить нас до Ракинской и передать проводнику. Пока мы закупали гостинцы в магазине, она несколько раз созванивалась с «Сан Степанычем» и уточняла время встречи. Последним ответом было: «Броюсь уже, скоро выеду».

– Сан Степаныч говорил, что у лодки сгорел мотор, и мы думали, на веслах вас повезет. А сейчас сказал, что нашел другой мотор, – обнадежила глава.

10 минут на машине – и мы уже на месте, в Ракинской, на лесной дороге, которая, спускаясь постепенно к реке, становится непроезжей из-за глубокой колеи, остатков бревенчатого настила и ручейков.

– А вот и Александр Степанович Плесовский, моя правая рука в Плесо, – показала Оксана Помысова на фигуру, ожидавшую нас в отдалении. «Правая рука», покуривая, хитро щурился.

– Не вижу коньяка. С нового года обещали. Забыли? – после знакомства и напутственных слов усмехнулся в усы Сан Степаныч.

– Забыла, – рассмеялась глава поселения.

Сан Степаныч родился в Плесо. Местные зовут его на коми манер Олексаном. После армии пять лет проработал на шахте в Воркуте, но вернулся: «Да скучно там! Чо там – никуда не выйти, ни хрена!» В прошлом году стал пенсионером, но продолжает работать – каждый день переплавляется на этот берег сторожить хозяйство Прилузского ДРСУ и, когда надо, – в магазин в Ракинскую. Администрация поселения заключила с ним договор на обслуживание переправы. В половодье Сан Степаныч на своей моторке ездит за продуктами для плесовцев, зимой следит за вешками и льдом на пешеходной переправе, делает настилы. В прошлом году купил снегоход – стало легче.

– Все деньги уходят на мотор и снегоход, – сетует проводник. – Туда-обратно съездить – надо литра два бензина. В этом году сам покупал. Щас 80-го нет, в городе достал!

Врача тоже перевозит Сан Степаныч. В этом году, говорит, слава богу – никому не надо было, но не потому, что все здоровы. «Скорая» в Плесо не приедет, поэтому старики, зная свои недуги, запасаются лекарствами впрок. Выпил таблетки от давления, отлежался немного – и снова по хозяйству хлопочет. Если кто разболеется, можно вызвать «медичку» из Ракинской, а если что посерьезнее – лечь в больницу.

По пути Сан Степаныч раза два говорил по телефону. Из обрывков фраз стало понятно, что звонил кто-то из плесовцев, спрашивал про гостей. Про наш приезд знали и в шутку любопытствовали, когда платья из сундуков доставать.

Минут через десять мы вышли к реке. Моторка была привязана к воткнутому в песок металлическому штырю.

«Ветерок» затарахтел, и лодка взяла курс вниз по течению. Не прошло и пяти минут, как мы пристали к высокому берегу с молодыми сосенками.

– Тут же все поля были, до самого берега, – пояснил наш проводник. – Раньше картошку сажали, рожь сеяли, а щас никому ничего не надо, все сытые. В 80-е годы я еще тут косил, а вон уже деревья растут. Как началась в 92-м кутерьма-то ельцинская, все и забросили.

«Свои» и «чужие»

Обычная деревенька. Огороды с покосившимися столбами, полуразвалившиеся постройки, бревенчатые пятистенки – одни заваленные набок, другие вполне еще крепкие. И тишина. Даже собак не слышно, разошлись на чужаков только к вечеру.

Еще издали внимание привлек обшитый досками и выкрашенный в зеленый цвет дом с российским триколором на крыше. Обычно флагами обозначают сельсоветы, а тут их, насколько мы знаем, нет.

– Это Сан Саныча дом. Он объячевский, а на лето сюда приезжает жить. Вы у него будете, – поясняет провожатый, потом показывает на первый дом. – Тут вот Плесовская Нина Васильевна живет. Там – я с родителями.

Рядом с домом Сан Саныча стоит синяя будка таксофона. Аппарат добросовестно гудит, только им все равно не пользуются.

– А там кто живет? – спрашиваю, показывая на дальние дома деревушки.

Сан Степаныч машет рукой и с непонятным раздражением говорит:

– Да бездельники. Не хожу я туда, так и не знаю, кто там. Бабка тут жила у них, а потом приехал целый «колхоз». Раньше таких тунеядцами называли.

Из сбивчивых пояснений стало понятно, что семья большая, из трех поколений: не вышедшая еще на пенсию и нигде не работающая Вера Чоботова и ее гражданский муж; дочь, зять; сын, сноха и трое их детей. Большинство перечисленных членов семьи тут гостит время от времени. За много лет эта семья в Плесо так и не стала «своей».

За «своих» тут считаются «летняя соседка» Нины Васильевны Нина Боброва, вернувшаяся в отчий дом из Прибалтики и зимующая в Ракинской, и Сан Саныч, к которому нас определили на постой. Так получилось, что все они живут поблизости, в начале деревни, а Чоботовы – чуть дальше, в последнем доме. И сами не стремятся к общению, и к ним никто не ходит.

Проходим мимо одного дома, второго, третьего – везде висят замки. Почти возле каждого лежит перевернутая вверх дном весельная лодка – корпус металлический, борта деревянные (в деревне, отрезанной от «цивилизации» рекой, без лодки никуда).

Мы начали было считать избы, получилось больше 15. По словам Степаныча, половины уже нет, как нет и магазина, и клуба, в котором показывали кино. Лет десять назад в Плесо еще было весело: приезжали дачники, дети, внуки; до 12 ночи «рев стоял». Сейчас уже в девятом часу вечера деревня будто вымерла, только бегают спущенные с привязи собаки.

Щука-любовь

Александр Турубанов, похоже, один не знал о нашем приезде. Расстроился, что не готов был к приему гостей. Только приплыл с рыбалки, а тут мы нагрянули.

Места эти он облюбовал, еще когда руководил спортом в администрации Прилузского района. Сейчас – на пенсии, зимует в Объячеве, а с весной перебирается сюда порыбачить и поохотиться.

– Места тут красивые, тихо, вот и отдыхаю, – пояснил он.

Сан Саныч знает про Плесо и плесовцев все. Он тут «свой» уже много лет. Поднял дом, обшил, поставил железную печку. Само жилище небольшое, на две комнатки. Да и обстановка нехитрая: две кровати, диван, телевизор, шкаф посудный, стол с газовой горелкой. На столике с керосиновой лампой стоит старая и уже подзабытая радиола. Название прочитать уже невозможно, включить – тоже. А когда-то можно было слушать радиопередачи из-за рубежа: переключатели частот «ловили» Бухарест, Рим, Варшаву, Пекин...

– Включал музыку, выставлял в окно. Весело было, – со вздохом вспоминает Сан Саныч.

На стене над радиолой висит огромная голова рыбины с зелеными пуговицами вместо глаз. По словам Сан Саныча, этот экземпляр он поймал лет 15 назад. Щука была в 1 метр 26 сантиметров длиной и весом 22 килограмма. Сейчас рыбалка уже не та.

Флаг России, как выяснилось, хозяин раздобыл на прежней работе – «лишний оказался». Теперь вывешивает на майские праздники стариков порадовать. Скоро приберет в сарай до следующего года.

Фамильная ценность

– Вон, хромает. Зачем такую курочку надо было дать человеку? – возмущается на смеси русского и коми Павла Николаевна, мать Сан Степаныча.

Четырех наседок, одна из которых, как оказалось позже, приволакивает лапку, купили несколько дней назад.

Куры, огороды, дом, амбары, дровяник и сараюшки – вот и все хозяйство. Павле Николаевне 79 лет. Родилась и вышла замуж тут, в Плесо. Муж Степан Алексеевич – настоящий старожил, скоро ему 83 стукнет.

– Плохой он уже, старый, – говорит про супруга Павла Николаевна.

Детей у них было шестеро. Двое сыновей утонули: один – на рыбалке, другой по пьяному делу «кувырнулся» с парома (говорят, много плесовцев погибло вот так, на воде). Александр живет с родителями. Младший, Василий, – в другой деревне, как раз приехал вспахать огород. Есть еще двое дочерей: одна – в Болгарии, другая – недалеко, в районе.

Фамилия Плесовские тут, можно сказать, исконная. Раз Плесовский, значит местный, коренной.

К Нине Васильевне Плесовской мы напросились на чай. Сан Степаныч на правах проводника зашел вместе с нами.

Хозяйка совсем недавно перебралась из зимней половины в летнюю. В доме чисто и уютно: обои в крупный цветок, всюду занавески, салфетки, на полу – домотканые дорожки и вязаные коврики. На видном месте стоит телефонный аппарат. «Одна живу, вот и чисто», – в шутку оправдывается бабушка.

Нина Васильевна вышла замуж в 56-м году. Муж умер, когда младшенькой было 3 года. Детей поднимала одна. Всю жизнь проработала на ферме. До сих пор помнит, сколько тонн травы и на сколько дней нужно было накосить и привезти для бычков. Дочки и внуки навещают время от времени. Две коробки хороших конфет на холодильнике – гостинец от них.

– Дочки просят к ним переехать. И на зиму бы можно, да неохота. Дома лучше. Дрова еще могу занести, вот и живу тут вдвоем с котом, – объясняет хозяйка. – Сперва, когда людей побольше было, говорили, что хотят переселить. Я говорю: «Никуда не поеду». А сейчас и рада бы, да не переселяют. Дома-то еще не построили. Отдельные долго будут строить. Хотя бы один большой поставили – все равно на лето будем сюда приезжать.

Нина Васильевна время от времени переходит на коми язык и вступает в диалог с Сан Степанычем. Тот вздыхает: «Надо бы за чекушкой съездить».

Как трактор, «заводится» холодильник.

– Купила новый холодильник в прошлом году на юбилей – 75 лет было. В Ракинской стоит. Вот переедем в новый дом в Спаспоруб, туда и заберу, – говорит Нина Васильевна.

– Не скучно вам тут одной-то?

– А привыкла, – отвечает бабушка. – Выйду вон к забору, постою, посмотрю кругом, да домой. На тот берег и не тянет, в последний раз по льду еще Олексан возил на «Буране».

Недавно на столбе уличного освещения у дома Нины Васильевны установили выключатель – теперь она сама выключает фонарь на рассвете и зажигает в сумерки.

Раз в месяц в Плесо появляется почтальон, разносит пенсии. Небольшое оживление в деревне случается во время выборов: к каждому старику приходит делегация от местного избиркома. На последних выборах Нина Васильевна поставила «галочку» за Путина. Только аргумент ее оказался неожиданным: «А за кого надо? Его уж давно выбрали, нас ведь все равно не слушают».

Дровяной конфликт

Все проблемы здесь связаны с рекой: врача не дозовешься, а поход в магазин – целое приключение. Хоронить тоже хлопотно. В последний путь почивших надо провожать через реку: на моторной лодке по воде или на санях за веревки тащить по льду до другого берега, где будет встречать трактор.

Хотя кругом леса, заготовка дров – это отдельная забота. Своих лошадей и техники в Плесо нет, только мотокультиватор, да и много ли на тележке привезешь? Старикам лес валить не под силу, одна надежда на молодых.

– В позапрошлом году брат Олексана приезжал по мелководью на тракторе, помог с дровами. И сейчас как-нибудь привезем, – говорит Нина Васильевна.

– В Плесо есть еще два способа заготовки дров: сплавлять деревья, сваленные вдоль русла бобрами, и самый простой – «пилить столбы», разбирать старые постройки. За этот последний способ плесовцы и обижаются на семью Чоботовых. У каждого столбика есть хозяин. Приедет он, захочет сам спилить, а уже нечего. Бывали и скандалы.

***

Из Плесо мы уезжали на следующий день. Наш проводник после нескольких стопочек настойки лег спать перед ночной сменой, поэтому через реку нас перевозил его брат Василий. Простились мы сдержанно.

Умирающими поселками сейчас вряд ли кого можно удивить, и Плесо от них ничем не отличается. Мои коллеги, по всему видно, тут заскучали. Для жизни в этой тишине нужен особый склад характера или, как говорят старики, привычка. Неизвестно, сколько лет еще протянет деревня, но без старожилов это будет уже совсем другое Плесо – место отдыха, временное пристанище.