В Воркуте простились с горноспасателями, погибшими в ходе поисковых работ на шахте «Северная». Жители расположенного за Cеверным полярным кругом города постепенно приходят в себя, продолжая спорить сами с собой и с приехавшими к ним представителями власти о том, что именно стало причиной трагедии и можно ли избежать ее повторения в будущем. Об этом – в репортаже издания «Газета.ru».

Фото Елены Царановой

Очередь горняков и их родственников в пятницу долго тянулась ко входу в местный спорткомплекс «Олимп». Родные и товарищи погибших останавливались у гробов с горноспасателями и портретами погибших шахтеров, многие не скрывали слез. После панихиды прошел молебен в церкви и отпевание на шахте.

В память о страшной трагедии в городе установят стелу. Родные погибших постепенно отходят от шока, начинаются выплаты компенсаций. Многие ищут виновных в случившемся и размышляют, нужно ли ждать новой трагедии и как скоро она может произойти.

«Никто на рожон не лез»

Машинист горновыемочных машин Михаил Момот был в отпуске и готовился к корпоративу 26 февраля. Он ехал в Воркуту в отличном настроении и не обратил внимания на выскочивший на дорогу реанимобиль и машину МЧС. Потом проскочили другие машины МЧС. Момот созвонился с ребятами, вышел отдышаться: на шахте «Северная», где работал его брат, взорвался метан. Помчался на шахту, но туда его без пропуска не пустили, и Момот до трех ночи встречал и провожал спасателей.

Уже позже он подошел к шкафчику брата: там оставался нетронутый кофе с сахаром. «Говорю: о, брат, привет!.. Тяжело это все», — вздыхает горняк, уставившись в свой кофе в полутемном кафе Воркуты.

У 42-летнего Константина Момота осталось четверо детей. Двое сыновей от первого брака в самопровозглашенной Донецкой народной республике: один воюет в ополчении, второй — инвалид с синдромом Дауна. А в Воркуте две девочки от нового брака,17 и 6 лет. У Момота, как и многих жителей этих суровых краев, шахтерская династия, отец — горняк из Горловки.

Шахтеров из Донбасса после начала войны на юго-востоке Украины здесь много.

Как и остальные горняки с «Северной», Момот говорит, что на шахте был высокий уровень метана — взрывоопасного газа. Это невидимый газ, без запаха даже при высоких концентрациях, выделяется при работе комбайна на добыче по угольному пласту (в лаве). Одна искра при высокой концентрации метана (от 4 до 9%), и он детонирует вместе с загорающейся угольной крошкой, превращая тоннель в локальный филиал ада.

25 февраля на «Северной» на глубине 780 м произошел внезапный выброс метана, за которым последовали два взрыва, вызвавшие обрушение породы. Под землей во время начавшегося пожара находились 111 человек. Вскоре спасатели обнаружили тела четырех шахтеров, еще девять получили отравление угарным газом и травмы.

Связаться с 26 горняками не удалось, и до 4 марта, до решения воркутинского суда, они формально считались пропавшими без вести.

«Виноваты те, кто контролировал уровень газа. Хотя для меня это дикая история. Ребята все были опытные, никто на рожон не лез, моджахедов там не было», — говорит Момот.

Жизнь за полярным кругом

Из 14 шахт советских времен после реструктуризации угольной отрасли в 1990-е и «нулевые» в Воркуте осталось работать только пять. Большинство поселков вокруг Воркуты вымирает, и люди стремятся уехать отсюда. Жизнь в этих местах замирает с закрытием шахт, которые располагаются по круговой дороге «Воркутинского кольца». Заброшенные дома в еще действующих поселках представляют собой жутковатое зрелище. Рядом с пятиэтажками семей шахтеров стоят двухэтажки с пустыми окнами и заколоченными дверями.

Построили их еще ГУЛАГовские интеллигенты — когда-то все эти шахты были под военным начальством и на них трудились зеки.

Смертность на годовых вахтах первых шахтеров, зимовавших в землянках, была чудовищной. Первые зэки Воркутлага на берегах реки Воркуты не пережили зиму 1932-1933 года: из 1,5 тыс. осужденных выжили лишь 54 человека. Тогда у первых смен зэков-шахтеров не было ни нормального оборудования, ни провизии, ни медицины. Новые смены заселялись буквально на телах предыдущих, и этот конвейер смерти остановился нескоро.

Посреди бескрайней тундры виднеются запорошенные метелью заброшенные больницы, садики, дома культуры. Кажется, что жизнь в оставшихся жилых домах еле теплится.

В одном из таких поселков — «Северном» — и живет 20-летная Дарья Трясухо, дочь погибшего при взрыве главного подземного электрослесаря шахты 40-летнего Вячеслава Трясухо. Сразу после трагедии она обнародовала фото с индивидуальным газоанализатором одного из шахтеров «Северной». На приборе значение метана 11 февраля было 2,55% (работы должны останавливаться после 1,5%, автоматика после 2% вырубает электричество, поскольку детонация метана может произойти уже после 4%). Фотография разлетелась по соцсетям и СМИ, а к следователям один за другим потянулись шахтеры, рассказывающие о нарушениях на шахте.

В СК призывают всех давать максимум показаний о произошедшем хотя бы на условиях анонимности — даже многие бывшие шахтеры опасаются говорить откровенно, ведь почти у всех на шахтах до сих пор работают родственники.

В подъезде с осыпавшейся шкутаркой Дарья c трудом закуривает, она только вернулась от следователей. В квартире на компьютерном столе портрет отца, рядом поминальная стопка. Вячеслав Трясухо весь последний месяц постоянно говорил, что работать становится опасно.

«Северная» действительно очень газоносная шахта, и там не зря построили компрессорную станцию и мощные насосы. Горняки рисковали ради самого «хлебного» и широкого пласта угля «Мощный» (около четырех метров).

Коксующийся воркутинский уголь — один из лучших в стране и ценится по всему миру.

«Мой первый пост в интернете был криком души, что я хочу видеть отца, чтобы его нашли и подняли. Взрыв был в два часа, звонок поступил в 4 дня от подруги матери, сказали, «Наташа, горный удар». Мы поехали на шахту, в актовом зале сидели остальные родственники, три дня мы там ночевали. И потом уже на встрече с (владельцем «Северстали» Алексеем) Мордашовым, (который пообещал организовать «горячую линию» для приема жалоб родственников горняков. — Прим. «Газеты.Ru»), где они все говорили о многочисленных нарушениях техники безопасности, о которой шахтеры боялись рассказывать из-за угрозы увольнения, — вспоминает девушка. — Сразу после аварии фото датчика с повышенным метаном мне прислал один из шахтеров. Он говорил, что либо на другую шахту пойдет, либо уволится».

Почему же погибший Трясухо и другие шахтеры молчали?

Дарья говорит, что отец постоянно ругался с начальствам из-за проблем с техникой безопасности, но до конца идти не мог, поскольку понимал, что нужно «тащить семью». Как и многие шахтерские семьи здесь, до трагедии они мечтали скопить деньги и ехать на юг. Сейчас Дарья собирает подписи под петицией с требованием наказать виновных в трагедии.

Девушка вспоминает переговоры родственников погибших с вице-премьером Аркадием Дворковичем и Мордашовым. Жесткий тон родственников вызывает ассоциации с трагедией вокруг гибели подлодки «Курск». Многие так и говорят, «Северная» — это «Курск для шахтеров»: родственники говорят, что от них утаивали правду, что горняков уже не спасти, боялись сказать это в лицо.

На встрече с Мордашовым и Дворковичем родственники говорили об Олеге Бабиченко. Он заведовал безопасностью на шахте «Воркутинская», а после взрыва в 2013 году, унесшего жизни 19 человек, был переведен на «Северную». Родственники требовали вызвать его на ковер, но Мордашов предложил не устраивать «цирк». В итоге глава «Северстали» пообещал проверить компетентность инженера по технике безопасности.

«Датчики обмануть невозможно»

Споры, из-за чего на самом деле погибли шахтеры, идут до сих пор. Официальная версия «Северстали»: трагедия случилась из-за непредсказуемого выброса метана из пласта.

Для безопасности в тоннелях нужно регулярно проводить дегазификацию и вентилировать тоннели. Через систему датчиков в шахте постоянно замеряют уровень метана и углекислого газа.

Офис «Воркутауголь» в центре города — мрачноватое бетонное здание с красными буквами наверху: «Больше угля — Родине!».

Из окна виден билборд с шахтером, поднимающим девушку: «Настоящие мужчины всегда в цене». Такой рекламы шахт здесь полгорода. На многих автобусах надписи: «Безопасность превыше всего».

Как и на шахте, на входе в «Воркутауголь» (входит в «Северсталь») установлены алкотестеры. Дуешь в датчик, вставляешь карту и проходишь. За употребление алкоголем могут и уволить.

Горняки говорят, что при выходе в забой водку лучше не пить хотя бы за два дня до смены, ведь датчики алкоголя настолько чуткие, что фиксируют даже запах спирта от тряпки уборщицы.

Датчики невозможно обмануть, считает глава пресс-службы «Воркутауголь» Татьяна Бушкова. Она признает, что «Северная» газообильна, в разных точках концентрация лавы цифры по метану разные, но критических превышений система не фиксировала. Бушкова уверена: это подтвердят комиссии, ведь стационарные датчики опломбированы, данные с них онлайн передавались диспетчерам шахты.

Кроме того, данные с датчиков в режиме реального времени поступают на пульты инспекторов Росстехнадзора. В случае образования у буровых комбайнов скоплений метана выше 2%, машины останавливаются. Также электричество отключается при повреждении любого из датчиков.

По одному из возможных сценариев, комбайн на добыче, который снимает «стружку» с угольного пласта, нарвался на «карман» с метаном. В таком случае датчики могут не успеть отключить оборудование. Малейшая искра, — и не успевший проветриться метан детонирует вместе с горючей угольной крошкой. После такого сложно найти даже фрагменты тел.

По логике, такая трагедия может произойти по природным причинам. Например, при горном ударе (резкое разрушение напряженной части пласта) или резком выбросе метана. Последняя версия сразу стала основной. Компания настаивает именно на версии горногеологического фактора, так как в юридическом плане это сравнимо с ошибкой пилота. Здесь винить уже некого, кроме природы и самих погибших.

Большая часть крупных трагедий на шахтах обходилась без уголовных дел, поскольку горногеологический фактор признавали инспекции.

Источник в «Северстали» уверяет, что авария на «Северной» стала неожиданностью для руководства компании. Шахта считалась одной из самых безопасных в «Воркутауголь». После приватизации компании в 2003 году, она вложила миллиарды в модернизацию оборудования на шахтах «Воркутинского кольца» и безопасность своих сотрудников. Руководство было просто помешано на этом пункте, говорит собеседник. Что же касается нарушений по технике безопасности, — у горняков есть несколько возможностей связаться с начальством анонимно и сообщить о проблемах.

«Это был дурдом»

С версией о полной безопасности не согласны в горняцком сообществе. Сами шахтеры, 30% зарплаты которых зависит от количества добытого угля (при том, что средняя зарплата на шахте — 70 тысяч рублей), знают способы, как обмануть датчики. Говорят они об этом неохотно, ведь такие махинации — тяжелейшее преступление в компании.

«Сейчас по телевизору говорят, что датчики опломбированы, их нельзя сдвинуть с места, но это чушь, — объяснил «Газете.Ru» бывший механик с одной из местных шахт. — Датчики не пломбируют, а пломбируют окошечко калибровки, эти пломбы сбиваются. Это не значит, что их обязательно кто-то вскрывает. Просто лава едет, датчики перемещаются, и не все их аккуратно переносят».

О том, что в принципе может происходить на практике, рассказывает еще один горняк, который проработал стажером-мастером ВТБ (вентиляция и техника безопасности) уже на другой местной шахте в 2014 году.

В первый раз его спустили в шахту на 40 минут, а во второй уже спустили одного на всю смену даже несмотря на отсутствие опыта.

«Это был дурдом. Спустили одного в незнакомую шахту, и я всю смену бродил один, ориентируясь по схеме. Потом мне дали постоянного наставника на неделю, — рассказывает он. — Зайдя на один из участков, мы увидели большой перечень нарушений, и приняли решение закрыть его до устранения проблем. Я позвонил диспетчеру, перечислил нарушения, сказал, что людей вывожу и участок закрываю. На следующую смену иду тем же маршрутом, а участок как ехал, так и едет. Никто его не закрыл».

«Мне дали другого наставника, старшего мастера ВТБ. Он меня учил ездить на грузовом конвейере, который несется на огромной скорости, а это нарушение, — продолжает шахтер. — Потом он отвел меня в заброшенную выработку и учил курить. Это был 2014 год, и это был человек, который должен пресекать такое! На мой вопрос о том, не боится ли он, тот ответил: «Ну ты же мастер ВТБ, ты же знаешь, где газ.

А у меня дядька всю жизнь проработал в ВГЧС (военизированные горноспасательные части) и он рассказывал, что за найденную спичку коллеги били человека».

Версия о курении в шахте тоже высказывалась как возможная причина трагедии на «Северной». В таких случаях взрывная волна вокруг курильщика при детонации метана отшвыривает тела в сторону, они отскакивают от стен и с них срывает одежду. По месту детонации обычно легко понять, кто закурил, поэтому во избежание «судов Линча» газетам запретили публиковать имена курильщиков.

Раньше виноватого в такой трагедии не позволяли хоронить на кладбище. Только за забором, как самоубийцу. Семья же изгонялась из шахтерского поселка.

«Был случай, мы спускались, выходили из клети. Один человек запнулся и у него выпала зажигалка. Так его так чуть насмерть не забили. В лавах так не работают. Поэтому добычники после смены выкуривают за раз по три сигареты», — рассказывает горняк.

По его словам, «убивает» отношение людей, которые нарушают правила техники безопасности. «Я не стану винить руководство шахт. В большинстве случаев инженеры сидят на поверхности, они не видят происходящего, — считает он. — Метан там зашкаливал постоянно. В нагрудном датчике он показывал 10%, даже когда я сидел внизу. И люди работали. А когда угольная пыль сочетается с газом, это взрывоопасная смесь и искрой может быть все, что угодно, ведь все оборудование металлическое».

Шахтер говорит, что много бегал по соответствующим кабинетам и говорил: порядок и безопасность только на бумаге, внизу все по-другому. Но начальство не верило, ведь по отчетам все было в норме. Что же касается проверок, то к плановым и комплексным все всегда готовы: инспекторов начальство давно знает в лицо, а штрафы до 30 тыс. рублей не так страшны.

«Все из-за этого плана!»

Многие горняки и их родственники связывают трагедию с концом месяца. Шахтеры торопились выполнить план по добытому углю в ущерб технике безопасности.

В офисе местного «Мемориала» полно журналистов. Все ждут Константина Пименова, депутата горсовета, до 2014 года работавшего на шахте «Воргашевская», горняка с 28-летним стажем. Он входит и как заправский политик стучит кулаком по столу.

«Все из-за этого плана! Когда я работал, датчики метана закрывали фуфайками, вместо того, чтобы доложить начальству, — утверждает Пименов.

— На 100% обезопаситься в шахте нельзя, но можно уменьшить плановые показатели, чтобы разбить систему страха и лжи, круговой поруки, при которой все боятся с простоями в ущерб технике безопасности».

Если бы тот или иной работодатель брал на себя выплаты за простой по газу, то тогда работники априори не думали бы о махинациях с датчиками, возмущается бывший шахтер «Воркутинской» и член Общественной палаты Коми Сергей Мостуненко.

Нельзя забывать и другую трагедию.

В ночь на 28 февраля на «Северной» произошел новый взрыв — на том же участке, что и первые два. Погибли шесть человек, пятеро спасателей и один работник шахты. Уже после этого было объявлено, что больше в шахте больше невозможно проводить никакие работы.

Сестра погибшего спасателя Сергея Смыченко — Виктория Пшеничникова — живет в одной из девятиэтажек Воркуты. Обшарпанный подъезд, у коридора сломанное пианино. Она смотрит на фото улыбающегося брата на компьютере. Рядом на полке модели танков, которые склеивал в свободное время Сергей. Отец Виктории погиб на «Октябрьской» шахте в 1965 году.

Сергей родился от второго мужа матери. В последнее время он думал переехать из Воркуты с семьей в другой регион. До пенсии ему оставалось два года.

«Уже не людей, а шахту спасали, — западное крыло, там много угля... На собрании я спросила губернатора Гапликова: «Вы ведь знали, что будет взрыв, как и каждая воркутинская семья? Вам надо, чтобы погибли эти ребята?» На что он мне ответил, что работа спасателя — веление души и давайте не будем искать виноватых». Я подумала, что сейчас его порву», — вспоминает Виктория.

По ее словам, незадолго до взрыва брат послал другого парня, Спартака, обратно — устанавливать связь. «Как чувствовал, что ему не жить», — считает Виктория. Спартак в итоге выжил и отделался переломами. «Другой из спасателей был на вид целый, но подняли, а у него затылка нет», — рассказывает она.

«Все случилось утром, я не спала. Муж ушел и сказал, когда приду — чтобы спала. Мне сначала казалось, это не может быть правдой. Они на многих авариях были, но в эти два дня перед трагедией было чувство слабости, которого раньше не было, может, просто предчувствие», — вздыхает Виктория Пшеничникова.

«Мы хороним людей пачками»

В феврале 2013 года на шахте «Воркутинская» взрыв метана погубил 19 человек. Тогда из Москвы не прилетало высокое начальство (министр МЧС Пучков, вице-премьеры Дворкович и Голодец, глава СК Бастрыкин). Не было «Уралов» с ОМОНом и постоянных обысков в офисах «Вокрутыуголь» и на шахте. Не было микроавтобусов СК по всему городу. Не было и злых стихийных митингов, на которых воркутинцы задавали неудобные вопросы губернатору и призывали к ответу менеджмент компании.

Сегодня же власти заговорили о резко выросших выплатах семьям погибших — от 6 до 10 млн. От МЧС, региональных и федеральных субъектов, страховщиков, «Северстали» и других.

«Почему сейчас пошла такая волна, если раньше молчали? — рассуждает Дарья Трясухо.

— Мы хороним людей пачками, а многие люди рассчитывают на компенсации и продолжают молчать. Я сама после смерти отца была в трехдневном коматозе, а сейчас понимаю: надо бороться».

Отвечающие за технику безопасности должны быть наказаны, чтобы впредь таких аварий не было, считает она: «Нужно отмыть честь шахтеров, чтобы о них заговорили как о героях, а не рабах».

То, что никогда прежде аварии на шахтах в Воркуте не вызывали такого народного возмущения, подтверждает и председатель городского совета Юрий Долгих.

«Не было того фона, который возник сейчас. Очень много шахтеров заявляют — я не могу это подтвердить — что были поступления газа, превышающие норму. Наверное, они склонны судить о том, что были нарушения техники безопасности, — рассказывает собеседник «Газеты.Ru». — Но если вспомнить аварию на «Воркутинской» в 2013 году, то там был шок. Никто ничего не понимал: как мог произойти взрыв на шахте, на которой стоят одни из лучших средств безопасности в России?»

«Я сейчас не готов делать какие-то заявления о причинах случившегося. Но слишком часто стали происходить трагедии. Слишком много вложено в технику безопасности, а эффект чуть ли не обратный», — добавил Долгих.

Что будет дальше

Из трагедии должны быть сделаны выводы, считает депутат Пименов: иначе, ситуация выйдет из-под контроля. Он также сетует об упадке горняцких профсоюзов: если в советское время и при Ельцине они были грозной силой, то теперь скатились до стояния филиала добывающих кампаний: «Все горняки говорят, что местные профсоюзы толком не помогали горнякам после взрывов». Настоящих буйных мало, вот и нету вожаков, цитирует Высоцкого депутат.

«Опасность волнений в шахтерских моногородах власть прекрасно понимала еще с 1990-х годов, когда шахтеры из той же Воркуты перекрывали здесь железнодорожные пути», — говорит о приезде высокого начальства из Москвы бывший замглавы администрации Воркуты Александр Литвинов. С «большой землей» через необъятную тундру город соединяет только железнодорожное сообщение и редко — авиасообщение. Автомобильный трассы нет.

По словам Литвинова, пик чаяний города на светлое будущее был в 2011 году, когда сюда приехало много газовщиков и активизировался местный бизнес. Но теперь Воркута и окружающие поселки потихоньку вымирают. Со 115 тысяч людей в 1989 году население упало до 60 тысяч, квартиры здесь стоят копейки, продать квартиру и уехать южнее без накоплений невозможно.

У шахтеров средняя зарплата около 70 тысяч рублей, у остальных 20-30 тысяч рублей.

Шахты закрываются. Все это помножатся на зимние температуры до -50 градусов и постоянные вредные выбросы с производств.

Литвинов сетует: при бюджете города в 3 млрд рублей по старым временам, «Воркутауголь» до сих пор отдает мэрии только 20 млн. После объединения «Северстали» с «Воркутауголь» многие социальные объекты компания скинула с баланса, переложив нагрузку на мэрию. В итоге между мэрией и предприятием неформально идет война за влияние над политическими и социальными процессами в городе, хотя монополист намного сильнее по ресурсам горадминистрации.

У мэрии нет денег на переселение людей из депрессивных поселков в саму Воркуту, хотя для этого даже не надо строить дома, а достаточно отремонтировать пустующие.

Судьба самой шахты до сих пор не ясна. Сначала ее хотели изолировать и закачать азот для остановки пожара. Потом — затопить и откачать воду позже, чтобы найти останки. В любом случае, шахта вряд ли откроется раньше, чем через год. И если ее все-таки не смогут восстановить, то из города уедут очередные несколько тысяч человек.