Один из колумнистов "Ведомостей" Дмитрий Бадовский рассуждает об идеях президента Медведева по внедрению широкополосной демократии. Ранее о чем-то подобном говорил член Общественной палаты Коми Андрей Ткаченко. Молодого общественника тогда откровенно не поняли в Госсовете Коми.

Один из главных итогов завершающегося весенне-летнего сезона в российской политике — идея президента Дмитрия Медведева о возвращении в политику прямого народовластия на высокотехнологичной основе.

За последние месяцы глава государства как минимум несколько раз возвращался к теме технологического расширения гарантий свободы слова и вызовов для институтов представительной демократии со стороны интернет-политики. Медведев также сформулировал цель, воспринимаемую в таком контексте в качестве вполне политической: за несколько лет постоянными пользователями широкополосного интернета в России должны стать 90% граждан.

Видеоконференции, прямые линии, блоги и интернет-обращения уже давно приобрели большую популярность в российской политике. Роль интернет-коммуникации в организации отдельных политических акций, митингов и иных мероприятий стала вполне очевидной. Благодаря sms-вопросам и комментариям на блогах чиновников иногда решаются отдельные вопросы граждан. Созданы даже прецеденты достаточно масштабных и успешных кампаний апеллирования через сеть к власти с целью обеспечить обратную связь и добиться реакции или проверки по отдельным резонансным событиям и острым ситуациям.

Казалось бы, можно уже подумать о том, как лет через 10-15 будут проходить прямые референдумы или выборы гражданами президента по интернету со своих домашних компьютеров. Или же распространится непосредственное исполнение гражданами законотворческих функций в перерывах между утром в Twitter и заходом в «Одноклассников» в обеденный перерыв.

Конечно, развитие неких отдельных элементов подобного рода виртуальной политической системы возможно. Вряд ли, однако, расцвет интернет-политики может и должен полностью заменить и вытеснить традиционную представительную демократию и ее институты.

То, как бурно развивается сегодня в России интернет-политика, то, насколько большое внимание ей уделяет и общество, и сама высшая власть, — все это должно даже настораживать. Поскольку бум политического интернета является помимо прочего симптомом серьезных болячек политической системы. Общественность делает сверхставку на интернет и его политическое развитие ровно потому, что почти не работают иные каналы политической коммуникации и крайне низок уровень доверия к большинству политических институтов, включая, кстати говоря, и выборы. Неслучайно, например, политический рунет почти не занимается политической мобилизацией значительного числа электорально пассивных граждан для участия в выборах. Напротив, в рунете намного чаще можно увидеть кампании против участия в выборах, подчеркивающие недоверие к парламентским институтам и электоральным процедурам. А основные усилия концентрируются на стремлении персонально достучаться (прямо обратившись или же создав скандал, который невозможно не заметить) именно до верховных политических лидеров.

И здесь выясняется, что интересы верховной власти и интернет-общественности в определенном смысле могут и совпадать. Ведь для самых высоких руководителей обратная связь и эффективная интернет-коммуникация с обществом привлекательны не только потому, что слабость традиционных политических институтов ими осознается не хуже, чем блогерами. Сверх того, однако, прямое и почти не опосредованное политическими институтами общение политических лидеров с электоратом может поддерживать высокую степень персонализации политического режима и принципы ручного управления. И не так уж и важно, идет ли речь о телевизионных прямых линиях с народом или об интернет-конференциях.

Вопрос, таким образом, состоит не в том, чтобы интернет-политика заменила собой институты представительной демократии и, к примеру, граждане на дому голосовали за законы вместо депутатов Госдумы. Речь о другом. Могут ли, например, те же депутаты помимо обязательности личного присутствия на «часе голосования» в Госдуме быть также основными субъектами законодательной инициативы или же эта функция почти монопольно принадлежит исполнительной власти? Предполагается ли, что дело не ограничится принуждением депутатов к участию в пленарных заседаниях и представительный орган получит широкие права проведения парламентских расследований, а их выводы будут обязательными для исполнительной власти? Существует ли, наконец, институт политически ответственного перед парламентом и формируемого парламентским большинством правительства?

Современные технологии и открываемые ими большие возможности политического участия граждан (в том числе в результате превращения рунета в сеть электоральной мобилизации и партийного строительства) должны способствовать именно таким примерам развития политической системы и ее институциональной эффективности. Широкополосность демократии определяется именно этим, а не скоростью интернета как таковой.