В рамках года культуры Театр оперы и балета РК возрождает фестиваль профессионального балетного искусства финно-угорских регионов и государств «Золотые ласточки» («Зарни джыджъяс»), который проводился в 1998 и 1999 году. Открывать фестиваль будет премьера балета на музыку Михаила Герцмана «Барышня-крестьянка» в хореографии и постановке балетмейстера из Санкт-Петербурга Марии Большаковой. Балетмейстер уже известна сыктывкарскому зрителю по предыдущим постановкам в Сыктывкаре – балета «Снежная королева» в 1995 году и «Щелкунчик», представленного на открытии XXIII фестиваля «Сыктывкарса тулыс» в мае 2013 года. О том, что связывает ее с Сыктывкаром и что ждать зрителю от водевиля по повести Пушкина, она рассказала порталу «Куда идти».

Фото Ивана Федосеева, портал «Куда идти»

- Что вас связывает с Сыктывкаром? Вы ставите у нас уже третий спектакль.

- Давняя дружба. Ваня Паршагин был мой большой друг, мы учились вместе, мы очень дружили с ним, в первый раз он позвал меня сюда делать курсовую работу. Так что в первый раз я приехала к Ване. (Иван Паршагин, главный балетмейстер театра оперы и балета, был убит в мае 1997 года – Куда идти).

- А второй раз?

- В прошлом году вернулась, когда надо было делать «Щелкунчика». Позвали делать спектакль на маленький состав, а у меня как раз такой был.

- Какой вы нашли нашу труппу по прошествии восемнадцати лет?

- В прошлом году, конечно, ситуация была интересная. Мы вели переговоры по телефону, я рассказала, сколько мне нужно артистов минимум, максимум, пожелания всякие, они соглашались: «Приезжайте, мы ждем». И когда я зашла в класс – стоят четыре мальчика. Я спрашиваю: «А мальчики где?» Они говорят: «Это все». «Как все?» Они говорят: «У нас четыре мальчика и два солиста». Я говорю: «А почему вы мне это не сказали по телефону?» И они мне честно сказали: «Если бы мы вам сказали по телефону, что у нас четыре мальчика, вы бы не приехали. А так вы приехали, поэтому давайте выкручиваться как-то все вместе». В принципе, есть в этом своя логика, потому что, действительно, ни один здравомыслящий балетмейстер, услышав про такой состав, не приехал бы.

- Но вы ведь выкрутились?

- Да, с Божьей помощью.

- Сейчас ситуация другая?

- Ну, когда есть восемь «живых» мужчин, это большая победа.

- А в труппах бывают «мертвые» мужчины? Насколько наши «живее» коллег из других провинциальных театров?

- «Мертвые» мужчины бывают всегда. Я не могу сказать, что много в последние годы ставлю в провинциальных театрах, в основном, в Челябинском. Там, естественно, больше труппа, как и сам театр, и совершенно другой репертуар. Но по сравнению с прошлым годом присутствие новой крови у вас очевидно. Это похоже на настоящую маленькую труппу. И меня всегда удивляло, что эти «четыре человека» очень высокие и все могут. Это большое удивление, потому что в балете девочек «наковырять» еще можно, в принципе, на любой уровень, а мужчин нет никогда. А когда они все фактурные, рослые, красивые, с набором определенной мужской техники, это удивление вызывает. Вам давно надо ставить «Спартака».

- Может, вы и возьметесь?

- Это тема для следующей беседы.

- Тогда вернемся к «Барышне-крестьянке». Для меня было удивительно, что балет ставит женщина. Это влияет на характер постановки?

- Очень влияет, безусловно. Это совершенно другой взгляд. Эпоха мужчин-балетмейстеров, к сожалению, прошла. Конечно, и сейчас они есть. Но такой ярко выраженный мужской балет с Григоровичем, танцовщиками типа Васильева, к сожалению, уходит в прошлое. Георгий Ковтун – один из последних балетмейстеров с сильным мужским танцем.

- То есть женщина-балетмейстер сейчас вовсе не редкость?

- Вы знаете, сейчас вообще редкость балетмейстер в оперном театре. Делается крайне мало новых постановок на уровне театра оперы и балета. В основном, восстанавливаются старые спектакли, ставится классика в сто пятьдесят первый раз, перешиваются костюмы и делается какая-то редакция «Лебединого озера», чего угодно. Бесконечные редакции – Корсара», «Дон Кихота», редакции, редакции, редакции… Новых спектаклей совсем не ставится. Но в консерватории сейчас женщин, обучающихся на балетмейстера, гораздо больше, чем мужчин: где-то 95 процентов, мужчины почти исключение.

Это, конечно, влияет. Не далее чем вчера мы сидели с композитором Михаилом Герцманом за этим роялем, и он мне играл тему дуэта. И я спросила: «Что ж он у вас такой грустный, этот дуэт? Они же встретились и полюбили друг друга». Он говорит: «Как это можно полюбить с самого первого взгляда?» Я говорю: «А с какого еще можно полюбить? Только с первого и можно. Они должны увидеть друг друга – и понять, что все – жизнь остановилась, и они дальше вместе идут в это счастье», на что мне Герцман отвечает: «Ничего подобного. Мужчина всегда имеет путь отступления. Мужчина никогда не пойдет на отношения сразу. Он всегда готов к отказу». И мы поняли: вот в чем разница нашего подхода к теме, все равно мы абсолютно по-разному мыслим.

- И как мужское рацио и женскую эмоцию слить воедино?

- В конечном итоге, это все равно женский взгляд на проблему. Я не могу ставить мужской балет.

- Сохранится ли и здесь эта идиллическая картинка 19 века, или все-таки есть отпечаток современности?

- Конечно, будет отпечаток современности. Такую колористику нам не передать по многим причинам. В театре это сделать очень тяжело, это связано со всем: начиная с ткани, с делания мебели. И мне кажется, может, это и не надо, потому что мы все равно делаем водевиль. Такую фантазию на тему, легкую историю. Мне не столько важен колорит 19 века. Мне, например, важна в этом спектакле русская природа. Я про Россию. Мне важно, что главный герой вернулся из-за границы и его тянет в поле, послушать тишину, услышать соловья. Я вот про это. Мне и самой все время хочется в деревню уехать, чтобы время остановилось. И Алексея с Лизой мне хочется туда же погрузить. Мне кажется, они на этой же почве сошлись. Его тянет к простоте, искренности, к понятным простым отношениям без прикрас и без лживого кокетства, хочется нормального человеческого общения. Поэтому я больше склоняюсь в эту сторону, чем к попытке Лизы пококетничать и одурачить его.

- Значит, тут будет огромная роль художника?

- Алла Анатольевна Фролова – мой партнер из Санкт-Петербурга, много лет назад работала и с Паршагиным, и «Снежную королеву» мы с ней вместе делали… Задание было сделать картину русской природы – большие живописные задники, кулисы – и фрагментарно, условно предметы мебели: они опускаются, так же легко поднимаются. Мы играем в дом. Главное здесь – природа.

- Не было мысли вывести труппу в Тригорское, прежде чем ставить спектакль?

- Ну, во всяком случае, я им постоянно про это говорю: про тишину, про поле, про речку, про баню. Про соловьев, которые у меня под «Югором» поют.

- Вы не проверяли, вся ли труппа прочитала «Барышню-крестьянку», которую по программе в школе проходят? Непременное ли это условия, прежде чем приступить к работе?

- Я не спрашивала, но надеюсь на это. Это было бы правильно. Но спрашивать не надо, потому что можно поставить в неловкое положение.

- Роль Лизы исполняет наша прима Наталья Супрун, она ведь тоже начинала работать при Паршагине. Она изменилась?

- Я не очень хорошо помню ее почти 20 лет назад, и тогда мы не работали плотно. Но сейчас это очень грамотная, стабильная, профессиональная балерина – тут не возникает никаких вопросов. А еще она очень послушная и ответственная, что тоже хорошо.

У нас мисс Джексон смешная – с лорнетом, белилами на лице, с большой прической, на пальцах. Это вообще персонажный балет, тут все роли характерные. Здесь танцев как таковых гораздо меньше, чем игровых сцен, нужных по сюжету. Тут я больше пластический режиссер. Хотя в мизансценах будут танцы.

- Будем ждать премьеры?

- Будем ждать и готовиться. Я приеду сюда снова в августе, чтобы готовить спектакль до самой премьеры, которую мы увидим в сентябре.