С Воркутой у 99-летнего уроженца Харькова Михаила Пеймера связана ровно треть жизни. Сейчас же 75-я годовщина празднования Дня шахтера стала весомой причиной вновь посетить город, где он прошел непростой путь от кадрового офицера и заключенного до шахто- и градостроителя.

Фото воркута.рф

Михаил Николаевич – уникальный человек и один из немногих оставшихся в строю очевидцев, прочувствовавший на себе историю Великой Отечественной войны, ГУЛАГа, начало строительства и развития Воркуты. Он и сегодня прекрасно помнит все происходившие с ним события и их предыстории, фамилии-имена-отчества и должности людей, с которыми сводила его жизнь, и Воркуту с двухлетним статусом «город», где были только бараки, проходные и вышки конвоя. Именно Заполярью посвящен второй том его мемуаров с говорящим за себя названием «Дело счастливого человека». Первая книга – «Спасибо за жизнь» – рассказывает о детстве, юности, военном училище, Украине времен НЭПа и сложных дорогах войны, сообщает пресс-служба мэрии Воркуты.

Газ-нефть, коровы и «павлиний хвост»

– Я не геолог, но мне кажется, что в исследовании воркутинской мульды есть какая-то ошибка. Судите сами, в соседнем ЯНАО, куда мы ездили на рыбалку, есть газ и нефть, а у нас совсем ничего. Надо искать на других пластах и горизонтах, ну что-то тут должно быть. Печально, что в Воркуте уже нет Комплексной геологической экспедиции и геофизиков – в таком богатом на недра городе, нужно возродить эти службы, неважно в статусе отдельной компании или дочернего предприятия.

Во времена ГУЛГМП в воркутинском районе добывали вольфрам и молибден, но потом по каким-то причинам процесс был остановлен и какие запасы этих металлов еще здесь остались не известно. Кроме того, нужно восстановить птицефабрику и молочный завод. У нас в советские годы такое изобилие было, что излишки молочной продукции и продукции птицефабрики, безалкогольных напитков, пива, ликеро-водочных изделий мы отправляли в Сыктывкар.

Считайте, привлекайте спонсоров, ищите людей, которые займутся этим. Раньше в городе работали семь хозяйств крупного рогатого скота, они располагались от Воркуты до Сивой Маски. Заготовка кормов была делом непростым, но очень важным. Как ни странно, но наша тундра, в отличие от земель средней полосы, дает за сезон два, а то и три урожая трав. В Воркутауголь выделяли людей и технику для сенокоса.

«Со Шпектором дружили, но ругались как кошка с собакой»

Экс-мэра Воркуты Игоря Шпектора Михаил Николаевич называет своим добрым другом, но тут же, улыбаясь, уточняет, что ругались они порой не шуточно, и мирить стороны приходилось даже в Горкоме:

– Городу нужны были очистные сооружения, но «Ленгипрошахт» такие проекты не делал, и меня командировали в Харьков в институт «Южводоканалпроект», где главным инженером в то время был Игорь Шпектор. Я привез ему заказ на проектирование, позже еще несколько раз заезжал. И в один из визитов передал приглашение от первого секретаря Горкома партии Герасима Мартиросяна возглавить строительство этих очистных сооружений в Воркуте. Он согласился, приехал и остался. Мы дружили, но нередко очень серьезно ругались. Я – подрядчик, он – заказчик и спрашивал по всей строгости. Если уж быть объективным с моим сегодняшним почти столетним восприятием, я считаю, что в большинстве случаев он был прав.

Борьба за кокс

Будучи начальником производственного отдела комбината «Печоршахтострой» Михаил Пеймер входил в состав партийно-хозяйственного актива и участвовал в обсуждении вопроса строительства в Воркуте коксохимического завода:

– Мы рекомендовали и настаивали на этом, предоставили свои расчеты. Смогли даже зольность угля снизить до 17 процентов на шахте Комсомольской, показатель серы был 0,01 процента – практически идеальный уголь для получения кокса. Плюс у нас был резерв рабочих для завода и, естественно, мы рассчитали на новые возможности, ведь спутниками производства кокса являются бензолы, используемые в парфюмерии и фармакологии. В итоге победили череповчане – свою роль, конечно, сыграла транспортная составляющая, но уголь они все-таки использовали наш.

Планировали шахту - построили ликеро-водочный

Как уверяет Михаил Пеймер, первые появившиеся в Воркуте проекты застройки города и шахт пришлось серьезно исправлять, причем не только на бумаге:

– Пока комбинат «Воркутауголь» находился в подчинении Министерства внутренних дел и состоял в Главном управлении лагерей горно-металлургической промышленности (ГУЛГМП), для разработки плана генеральной застройки города и проектировки шахт профессионалов из проектных институтов не привлекали. Этим занималась местная проектная контора и главк. Они наделали такие проекты, которые нам, в том числе и мне, потом пришлось исправлять. Было запроектировано очень много шахт с небольшими полями на 2-3 года отработки, после чего шахты надо было закрывать.

Например, на Хальмер-Ю и Юнь-Яге планировали построить по две шахты, еще были запроектированы шахты № 19, 31 и 33. В свое время я был назначен начальником комплексной реконструкции шахт № 17,18 и 25 в одну – шахту «Комсомольскую» и исправлял эти проектные ошибки. Кроме того, когда шахта «Октябрьская» досрочно освоила проектную мощность, ей отдали поля, которые проектировали для шахты №19. «Поверхность» последней была уже почти построена – этим военнопленные немцы занимались, им подземное строительство не доверяли.

Чтобы готовые объекты не пропадали, недалеко от поселка Воргашор появился ликеро-водочный завод, в строительстве которого я тоже принимал участие. На защиту годового плана материально-технического обеспечения в Москву мы всегда возили с собой воркутинскую продукцию в хрустальных штофах, пыжиковые шапки и оленину. Нас там тепло встречали и сразу спрашивали: «Воркутяне, где сегодня ужинаем?».

В разговоре Михаил Николаевич вспоминает о многих замечательных и уникальных людях, с которыми его познакомила Воркута, один из них Иван Голубцов:

– После третьего курса Московского автодорожного института Иван каким-то образом попал в состав Тунгусской экспедиции, а после возвращения прикарманил себе чей-то револьвер и был осужден. Его отправили в колонию, откуда он сбежал, сделал новые документы, но был пойман и снова отправлен в колонию. Так продолжалось несколько раз, поэтому фамилии у него разные – он же Иванов, он же Фомин, он же Соколов – все даже не помню уже.

В итоге, за постоянные побеги ему вменили 14 пункт статьи №58 «контрреволюционный саботаж», он же не только из колонии бежал, но и от труда, да еще во время войны. Дали ему тогда 10 лет и отправили в Воркуту. Когда война закончилась, поехал в Москву, сдал в институте все курсовые и дипломный проект, а потом еще и кандидатскую защитил. Он в это время уже у меня начальником участка работал, строил плотину на Усе.

«А может Сталин не прав»

Именно на этой фразе в Кенигсберге закончилась военная карьера молодого 22-летнего капитана Михаила Пеймера. Летом 1940 года он поступил в Гвардейское Московское военное училище артиллеристов-ракетчиков. Будучи курсантом, участвовал в сражении за Москву на Волоколамском шоссе. Воевал на фронтах Великой Отечественной войны в составе 72-го Гвардейского полка ракетных войск, был командиром огневого взвода, начальником разведки дивизиона на Брянском фронте, командиром батареи. Участвовал в освобождении Белоруссии и Литвы, разгроме гитлеровских войск в Восточной Пруссии:

– Когда в конце октября 1944 года наш Белорусский фронт перешел границы Германии на одном из постов мы увидели два плаката. На одном был нарисован указательный палец и написано «Вот, она, проклятая Германия», а на другом – рука с красным платком, протянутая через тюремную решетку, и призыв: «Воин Красной армии, освободи!».

Однажды вечером, после отбоя, мы с другом, начальником штаба дивизиона Юрой Успенским вышли погулять и увидели как на перегоне в «телячьи» вагоны конвой погранвойск КГБ грузил военнопленных, освобожденных из фашистских концлагерей. Картинка на плакате и увиденное в реальности полностью разнились. Утром я, переполненный эмоциями, которыми еще не мог управлять, пошел в Политотдел 24-ой гвардейской бригады и поинтересовался, почему мы «освобождаем» военнопленных с конвоем и собаками. Мне объяснили, что их всех еще предстоит проверить соответствующим органам и вообще – таков приказ Сталина. На что я возразил: «А может Сталин не прав?».

Так в 1945 году Михаил Пеймер оказался в Воркуте. Он был осужден по статье 58-10 ч.2, получив 10 лет ИТЛ и 5 лет поражения в гражданских правах после окончания срока. В лагере работал проходчиком на шахте №3, потом геодезистом, техником по контрольным замерам в Стройконторе №2 и даже начальником планового отдела стройуправления. За отличный труд и заработанные за три года «зачеты» был освобожден досрочно, но из-за поражения в правах Михаил Николаевич вынужденно остался в Воркуте:

– Назначение начальником планового отдела стройуправления было для меня неожиданным. Мне 25 лет, я заключенный, который не имеет никакого профессионального образования, кроме военного. Конечно же, они ознакомились с моим делом и поняли, что я свой человек. Другого объяснения у меня нет. Мы однажды пришли на совещание к Мальцеву, и он увидел, как нас рассаживали в зале: офицеры – на первые ряды, заключенные – назад. «У меня нет политзаключенных и вольнонаемных, у меня есть производственно-технический персонал», – ответил Михаил Митрофанович. Такое отношение было к людям.

После освобождения по направлению руководства Михаил Пеймер поступил в Кемеровский горный институт, вернулся в Воркуту и прошел длинный путь от мастера до заместителя руководителя комбината «Печоршахтострой». Имеет множество наград, звание «Почетный работник народного хозяйства», награжден медалями «За боевые заслуги», «За отвагу», «За освобождение Сталинграда» и Орденом Красной звезды. В 1965 году был полностью реабилитирован и снова принят в партию.