Завтра, 14 августа, вся православная Россия отмечает начало Успенского поста – Медовый Спас. Начинается постное, но сладкое время – время сбора урожая меда. Коми не исключение. В чем особенности северного пчеловодства, как заставить пчелу работать, почему плохо быть трутнем и что самое неприятное в работе пчеловода – в интервью БНК под рубрикой «Суровая специальность» рассказал хозяин одной из самых крупных, по местным меркам, пасеки, расположенной в селе Ыб, Андрей Полуэктов.

Фото Константина Романова

- Почему именно пчелы, откуда такое экстремальное увлечение у городского жителя?

- Хотелось экзотики. В подростковом возрасте все стремятся отличаться от других. У родителей была дача в Максаковке, и они все выходные проводили на там, мне это было неинтересно. Пытался кроликов разводить, но их же забивать надо, а тут – пчелы, совсем другое дело. Попалась книжка. В 13 лет сделал первый улей, всю зиму сидел в библиотеке, а на следующий год отец помог мне купить пчелиную семью, инвентарь.

- Как родители отнеслись к такому увлечению?

- Были рады, потому что до этого я увлекался химией, ну, вы понимаете, это хлор в ванной, неприятный запах, взрывоопасные вещества… Так что пчелы были «невинным» развлечением. Когда я повзрослел, отец переживал, что в детстве позволил мне реализовать это увлечение. Считал, что это несерьезно.

- После школы – в «пчелиный» техникум?

- Никто меня не пустил. Я хотел поступать в сельскохозяйственный институт в Пушкине, но отец сказал: «Ну, не до такой же степени!» И я поступил на инженера-промтеплоэнергетика, благополучно работал по специальности, несколько раз бросал, чтобы заняться только пчелами. Уходил дважды, но попадались неурожайные годы, приходилось возвращаться, чтобы прокормить семью. Но специальное образование мне ничего нового бы не дало. Все учебники прочитаны. Пока я учился в Питере, облазал все букинистические магазины, собрал неплохую пчеловодческую библиотеку.

 - А сейчас семья вас поддерживает?

- Они рады, что я ушел с работы. Я им обещал, что по выходным они будут видеть меня. Так-то я пять дней работал, два проводил на пасеке, а теперь пять провожу на пасеке, а два – семья со мной. Но тоже на пасеке.

- Давно ли вы перевезли пчел в Ыб?

- В 2001 году.

- Как местное население к вам отнеслось?

- Нормально. Мы специально искали дом на отшибе, чтобы никого не беспокоить. Но все равно – у соседей дети, а первые пчелы здесь у меня были злые. Я пошел в сельсовет и попросил мне помочь. Выделили мне участок тут недалеко, в низине, и теперь они никому не мешают. А потом я и пчел поменял на добрых.

- А можно об этом подробней? Неужели бывают пчелы добрые и злые?

- Пчела разная. Среднерусская считается злобливой. Мы привозили ее из Пермской области, везли их с юга, скрещивали с другой, но пчелы все равно получались злыми. Нынешнюю пчелу мы брали в Закарпатье, она почти не злобливая, спокойная, летает-улыбается, хорошо зимует. Но не надо забывать – характер она может показать в любую минуту. Это сейчас тепло, а вот скоро похолодает… Она к тому же вороватая очень, взятки скоро прекратятся, и они будут воровать друг у друга, пойдут драки.

- А к людям летают воровать?

- А у людей им нечего воровать, мы для них интереса не представляем.

- А селекцией вы не пробовали заниматься? Вывести, к примеру, абсолютно добрую честную пчелу?

- На самом деле, это очень сложно: исследовать группы семей-аналогов, вести строгий учет показателей, медопродуктивность каждой семьи, злобливость в баллах, поведение на соте, зимовка. Такой селекцией я не занимаюсь, хотя хотелось бы. Некогда. У меня селекция простейшая.

- Как вы справляетесь с почти полутора сотней ульев?

- В масштабах мирового опыта это совсем немного. В советское время нагрузка на пчеловода в колхозах была 70 семей на человека. Теперь она возрастает. А вот в США фермеры держат по 12-17 тысяч семей. Масштабы другие. Вот меня и интересует: как же профессионалы так успевают? На Западе считается, что ты профессионал, когда у тебя от тысячи ульев. До пятисот – полупрофи. И они еще чем-то умудряются заниматься – скот держать, тракторами торговать. Двести ульев – так, мелкий любитель. Вроде меня. И я до сих пор не понял, в чем секрет.

Сейчас на юге и у нас появились «большие» пчеловоды, которые держат по тысячи семей. От этого цена на мед падает. На селе ведь безработица, медом народ стал заниматься активнее, производить его больше, отсюда и падение цены. Так что на севере нам непросто приходится.

- А если провести маркетинговую кампанию по поводу особенной полезности нашего меда?

- Диастаза у нашего меда действительно выше. Но наш обыватель знает только два вида меда – липовый и гречка. Поэтому коммерсанты, которые торгуют медом, прежде всего, удовлетворяют эти запросы. У каждого есть липа и гречка. Поэтому оптовая цена на них еще держится. У нас, как вы понимаете, ни то, ни другое не растет. У нас разнотравье. Для примера, оптовая цена на подсолнечник – 50-60 рублей, розничная – 450, продавец получает сверхприбыль. Можно сколько угодно говорить, что северный мед лучше, для оптовика разницы между северным и южным медом нет. Ему все равно, сколько мы не спим летом.

На юге условия проще, себестоимость ниже. Наше лето сжатое. Мы можем взять столько же меда, а можем не взять его вообще, то есть ту работу, которая на юге делается за пять месяцев, я должен сделать за три. У них пчела начинает развиваться в апреле, у нас в мае, ну и так далее. С другой стороны, наш плюс – у нас день длиннее. У южного пчеловода есть выходные, у северного - нет. Не забывайте и о погоде. Лето может быть дождливым – и мы останемся без меда, как в прошлом году. Нюансов много.

- Какова себестоимость вашего меда?

- У нас она зашкаливает. Начнем с того, что ее просто сложно просчитать. Затраты очень  большие: это и бензин, и вощина, и инвентарь надо постоянно обновлять. Ну как ты просчитаешь весеннюю расчистку снега вручную вокруг ульев до земли, чтобы пчелам было куда лететь размяться перед наступлением лета? На юге снег сходит сам в марте. У нас в марте сугробы. Те две тонны, которые я прогнозно получу в этом году – это и есть себестоимость плюс невеликая зарплата, чтобы свести концы с концами.

- А если, предположим, будет не две, а одна тонна в год?

- Ну, это все. Это никак не покроет расходов. На тонну никак не прожить, бесполезно и пытаться…

- У нас в Коми есть сообщество пчеловодов?

- Сейчас практически нет, хотя в 1990-е годы движение было. В Коми совершенно не было инвентаря, ближайший  магазин – в Кирове. И люди объединились, чтобы решать эту проблему сообща. Собирались, чтобы обсудить проблемы. Теперь все можно заказать в интернете, а проблемы обсудить на форумах, поэтому поводов встречаться у пчеловодов меньше. Формально в Национальной библиотеке можно собраться в клубе пчеловодов, но приходят два-три человека.

- А сколько всего у нас в республики пчеловодов?

- Когда я вступал, был сто сорок вторым. Теперь их больше. Другой вопрос в масштабах увлечения. У кого-то один-два ульев, у кого-то сотня.

- Расскажите, как летом выглядит день пчеловода?

- Обыватель думает, что работа пчеловода выглядит так: весной поставил ящики, осенью мед забрал. На самом деле, в страду пчеловод работает 16-18 часов. Хотя по минутам день я вам, конечно, не распишу. Ну, я меняю, к примеру, маток. Вся работа идет по графику. Причем у меня две тетрадки. В одной записываю, что сделал, вторая – ежедневник. В ней записано, когда какую семью надо осмотреть. Пробовал на компьютере, но клавиши залипают – пальцы вечно в прополисе, меду, так что я по старинке.  Сначала я вывожу матку. Семью каждую смотрю раз в две недели. Меняешь матку, забираешь, ставишь маточник. На третий день смотрю, вышла ли она оттуда. На девятый день обрываю все свищевые маточники, если пчелы их построили. На 14-й день надо проверить яйцекладку матки. И это умножить на количество ульев. Плюс работа с отводками. Бывает, одна работа накладывается на другую, и тогда вообще «уух». Ну, а когда начинается период откачки меда, мы не спим до глубокой ночи.

- Сколько в среднем пчеловода в летний день кусают пчелы?

- Ну, когда злые были – двадцать-тридцать ужалений в день – это нормально. Больше тридцати – уже плохо себя чувствуешь. Добрые могут раз в неделю ужалить, когда случайно кого-то придавишь.

- Что такое пчелиная семья?

- Члены пчелиной семьи – трутни, матка, рабочие пчелы. Вроде разума никакого нет, все управляется феромонами, но управляется настолько затейливо! Предположим, матка пропала – пчелы это сразу чувствуют, пытаются вырастить матки на личинках рабочих пчел. Но у них не всегда получается, пчеловод должен им помочь.

Они удивительные животные. Нашим умом их не понять. Поэтому не у всех и получается. Чтобы быть пчеловодом, надо быть немного пчелой (смеется).  Кажется – ну, наконец, ты все понял, а на следующий год это не срабатывает.

Трутни – это такие большеглазые пчелы без жала, безобидные совершенно. Весной семья их бережно выращивает, а осенью выгоняет. Сначала отживают его на крайние рамки, где мало меда, потом сгоняют на пол, они там сидят в одиночестве, собираются в кучи, ослабевают, потому что их не кормят, и их выгоняют из улья совсем. А весной выращивают новых.

- Как пчелы относятся к тому, что мы забираем у них мед?

- А мы не все забираем. Пчелы собирают ведь мед не для нас, для себя. Он им нужен, чтобы перезимовать. Все семьи разные. Бывают ленивые, бывают трудолюбивые. Одна семья работает, другая сидит, а потом ворует у трудолюбивой. Бывают такие медовитые – все зальют, а другие пустые. Как у людей, в общем. Однажды у меня 30 семей погибло, я привез кировских. Они вообще не работали. Я поменял маток на своих, все заработало.

- А пчеловод – здоровый человек?

- Не думаю. Хотя, когда я распрощался с офисной работой, у меня прошли проблемы со спиной, и перестал болеть простудными заболеваниями совсем. Но когда много жалят – полезного в этом тоже мало. Не помню, когда за 26 лет последний раз был насморк.

- Есть что-то в вашей работе, что вам неприятно?

- Самое сложное для меня – продавать мед. Я люблю его добывать, продавать – самое тяжелое. Покупатели разные. Бывает, гадости говорят: что, мол, намешал там… Ты тут все лето – пятая точка в пене,  а тебе: «намешал».

Когда ярмарки только начались, я обрадовался, был на подъеме каком-то, общался с каждым покупателем, да и еще с деньгами возвращался. А последние несколько лет ярмарок опасаюсь. Вот буквально на последней подошел мужчина, по банке похлопал и говорит: ну что, натопил? Я не расслышал, переспросил. «Перетопил мед-то, - говорит, - вон какой черный». Повернулся и ушел. А вслед за ним ушли покупатели, которые собирались у меня мед покупать.

- Просто вы поэт, а не делец…  А благодарности бывают?

- Благодарности – это постоянные покупатели и заказчики, которые берут мед только у меня.

- Помогла ли вам республиканская кампания «Выбирай наше»?

- Мы чувствовали поддержку министерства.  Министр Чечеткин два года назад нас приглашал, чтобы выяснить наши проблемы. Мы назвали только вопрос реализации. Наш мед мы продавали как наш, северный. У меня это звучит «Северное разнотравье». И даже кировчане нам не мешали. Покупателю было понятно, где кировский мед, а где местный. В прошлом году кировский мед  с «Ярмарки выходного дня» официально убрали, но он по-прежнему продается - теперь как местный. То есть еще хуже стало. Бренд северного меда разрушен. Достаточно написать «правильную» этикетку. Вот это проблема.

- А как пчеловод чувствует себя в сельхозотрасли в целом?

- Законодательства нет. Единственные нормативные документы – 70-х годов прошлого века. Также неотрегулированы правила, касающиеся ярмарок. Пасеку обследуют ежегодно серьезно. Партию меда привозишь – тоже. Берут пробы, оформляют акт отбора проб, отправляют в лабораторию. Потом получаешь результаты. Все серьезно. А на ярмарках и рынках – только бумажки проверяют, и чтобы этикетки этим бумажкам соответствовали. Никто в банку не заглядывает – не имеет права. Этим недобросовестные предприниматели и пользуются: получил документы на тонну одного меда и продал десять тонн  двадцати видов…

Ветслужбы нас проверяют – но каким образом? Проверяют банки, этикетки, документы. А что в банках – никто не проверяет. Даже цвет меда при анализе не указывают. Мед разноцветный, а документы на один. Регулировать как-то надо. На прямой линии Путину задавали этот вопрос. Он ответил, что специальный закон не нужен, но надо как-то «упаковать» эти вопросы в другие акты. Но пока ничего не изменилось.

- А вы бы хотели, чтобы ваши сын и дочь стали пчеловодами?

- Дочь Соня – ей 15 лет – вряд ли пойдет по моим стопам. Она же видит, как я живу без выходных, она здорово мне помогает, но пчеловодом, думаю, не станет, ей нужен отпуск, лето. Вся надежда на Константина. Ему сейчас пять лет.

- Что бы вас заставило отказаться от этого увлечения?

- Ничего. Просто если цена на мед будет падать, придется уезжать туда, где производить его проще.

Но бросить я не смогу. У меня азарт. Мне их надо до конца понять.

Предыдущие статьи из цикла «Суровая специальность»:

Бизнесмен Максим Алексеев: «Я всего добивался сам, не имея за плечами университетов».

Инженер Алексей Шулепов: «Клиенты для меня - самая лучшая реклама»

Токарь-расточник Анатолий Ли: «Были перспективы стать начальником, но оказалось, что на станке работать некому»

Стропальщик Виктор Грабовский: «Популярность рабочих профессий среди молодежи практически нулевая»

Механизатор Виталий Бабцов: «С детства люблю возиться с техникой»

Бульдозерист Сергей Пруднеченков: «Работу менять не собираюсь»

Монтажник систем отопления Михаил Кузьмин: «Если не иметь вредных привычек, то можно работать и жить достойно»

Лесничий Денис Чупров: «У меня есть возможность работать на природе, а не сидеть в душном кабинете»

Пожарный Евгений Шучалин: «Самое трудное в нашей работе - смотреть погорельцам в глаза»

Спасатель Александр Костромин: «Это призвание такое - быть спасателем»

Охранник Станислав Новиков: «Самое трудное - сохранить духовное спокойствие, не возненавидеть, не озлобиться»

Мясник Владимир Тихонов: «Я - артист за прилавком мясного магазина»

Токарь Валентина Черномашенцева: «Я прихожу на работу и пою за станком»

Диакон Иоанн Коюшев: «Мы не даем «рыбе» разложиться»

Маркшейдер Ольга Полозун: «Женских профессий не существует»

Госслужащая Анна Корелина: «Легких денег на государственной службе не получишь»

Парапсихолог Валерий Виноградов: «Лучше заплатить денег шарлатанам, нежели попасть к дилетантам!»

Бортпроводница Кристина Моисеенко: «Мы – лицо авиакомпании»