Сегодня в рубрике «На обсуждение» БНКоми предлагает обсудить редакционный комментарий газеты «Ведомости» «Феодальная Россия». В какой стране мы живем, нормальной ли является ситуация, когда любая власть в России передается по наследству?

На нынешней неделе обыватели и заинтересованные граждане с интересом следили за скандалом между Кремлем и московским мэром, за продолжением истории со столкновением на Ленинском проспекте, за первыми попытками диалога о строительстве дороги через Химкинский лес и за всенародным обсуждением закона о полиции. Разные, казалось бы, сюжеты объединены присутствием элементов феодальной архаики, характерных для современной России. Нельзя говорить о возрождении феодализма как политической и экономической системы, но рудименты давно сгинувшей эпохи проявляются в государственной, политической и правовой сферах.

Информационная война против Юрия Лужкова показала, что взаимоотношения между центром и губернаторами и, если шире, бюрократией в целом строятся не на современной или номенклатурной ротации. Они покоятся на принципах вассалитета. Чиновник получает не должность, соответствующую его квалификации и способностям. Ему предоставляется удел или кормление в зависимости от кланово-родственных, этнических или земляческих связей. Главное условие его сохранения — служба сеньору. Нелояльность сеньору часто карается не по закону, а по неписаным сословным правилам, строгость наказания определяется коллегиально первыми лицами и их окружением.

Реакция московского отделения «Единой России» на травлю Лужкова показывает, что нынешняя правящая партия не похожа на КПСС, по лекалам которой ее вроде бы строили. Скорее это конгломерат дружин отдельных сеньоров. Они опасаются смещения сеньора, за которым может последовать изъятие кормления и даже уголовные санкции.

Преобразование собственности или ее части в неотчуждаемую наследственную вотчину возможно только через вывод активов за рубеж, где феодализм давно кончился и собственность защищена правовыми институтами.

Одна из ярких черт феодализма — передача власти и титулов по наследству. В современной России дети влиятельных бюрократов, депутатов и губернаторов оказались в Госдуме, назначались в Совет Федерации, получали высокие посты в госкомпаниях.

Еще одна черта феодального строя, особенно раннего периода, — право дворянина или рыцаря отбирать понравившуюся собственность или обкладывать крестьянина или купца данью. Сейчас военно-силовая бюрократия может использовать для этого уголовно-правовые механизмы.

Руководители правоохранительных органов пытаются доказать, что их подчиненные привержены интересам государства больше, чем собственной корысти, за что заслуживают особого статуса и привилегий. Бывший директор ФСБ Николай Патрушев открыто заявил в одном из интервью: «Это служивые люди, если хотите, современные неодворяне». Разработанный в недрах МВД законопроект «О полиции» показывает, что «неодворянам» мало привилегии безнаказанно изымать собственность по удобному закону. Теперь они желают в любой момент входить в жилища простолюдинов.

Идеологи и неофиты новой теории принимают лишь выгодную им часть дворянской идеологии — привилегии. О традициях добровольной отставки и тем более ухода из жизни в случае явных провалов по службе они предпочитают не вспоминать. Что забавно, некоторые губернаторы пытаются «состарить» региональные столицы — подобно герцогам и графам, доказывавшим, что их предки — Ромул и Рем или по крайней мере Рюрик.

Характерное для феодализма сословное неравенство проявляется во многих сферах повседневной жизни. Очевидные привилегии — спецсигналы на машинах, перекрытие улиц, по которым ездят высшие чиновники и олигархи, — лишь яркая деталь разделения россиян на высших и низших. Более важно неравенство простого человека при спорах даже с маленьким столоначальником в суде или при встрече с «неодворянином» на дороге. Объем привилегий иногда играет дурную шутку: чиновники уверены, что на их стороне не только правосудие, но и законы физики. Некоторые слова региональных чиновников — например, рекомендация простолюдинам летать через пробки на вертолете — говорят, что они оторвались от действительности не меньше, чем французское дворянство накануне Великой революции.